«...Нет, молча не хочу я ту боготворить,
Что Францию мою пыталась пробудить,
Злодейство покарав, презренное от века.
О, дева грозная, как Мщение и Смерть,
Ты немощных богов заставила краснеть,
Что монстра создали под видом человека...»
(Андре Шенье «Шарлотте Корде, казненной 18 июля 1793 г.»)
Душным июльским вечером 1793 г., спустя несколько месяцев после провозглашения Первой Французской республики, девушка двадцати четырех лет вошла в квартиру некого журналиста, прозывавшегося «Другом народа». Мужчина сидел в ванне в странной форме сапога, а на дощечке, перекинутой между бортами, лежали кипы бумаг и чернильница, в которую то и дело опускал перо всем известный человек, впрочем, доселе не виденный молодой девушкой. Гостья приблизилась к ванне-сапогу и передала мужчине записку с именами заговорщиков, грозящих взорвать и без того шаткую новую власть. Мужчина, чья голова была обмотана белой тканью, жадно впился в принесенный список, ведь там очередные жертвы во имя правого дела. Но вдруг до того спокойная девушка взметнула рукой...блеснула сталь...на грудь мужчины легла алая тень...Так был убит «Друг народа» Жан-Поль Марат. Убит рукой Шарлотты Корде, убежденной республиканки, рожденной в аристократической семье...
«...И как бы ни был он велик в народном мненье,
Здесь все кругом твердит о страшном преступленье...»
(Пьер Корнель «Сид»)
Вскоре Шарлотту ждал суд, обвинительный приговор и смертная казнь на гильотине. Содеянное ею для одних стало жутким преступлением, а для других – подвигом, равняемым поступку Брута, точно так же сразившего диктатора Цезаря. «Подвиг», безусловно, сомнительный, ибо можно ли за правое дело бороться, отвергнув любые моральные аспекты? Шарлотта считала, что приносит себя в жертву, ради будущего соотечественников, ведь Марат, действительно, призывал к массовым убийствам. Но оправдывает ли очевидно благородную цель совершенное мадемуазель Корде преступление? Здесь, конечно, огромный простор для дискуссии, которая, впрочем, тянется от самого Брута, а может, и ранее...
«...Я молод, это так; но если сердце смело, Оно не станет ждать, чтоб время подоспело...» (Пьер Корнель «Сид»)
На образ мыслей убийцы Марата повлияло ее происхождение, взросление и витающие в воздухе ароматы Просвещения. Мари Анн Шарлотта Корде д`Армон родилась в нормандской дворянской семье, которая тем не менее не обладала богатством. Примечателен предок Шарлотты, а именно, прадед – прославленный драматург Пьер Корнель. Его мысли, выраженные в прочитанных Шарлоттой до дыр трудах, в том числе, сформировали сознание девушки. В юности потеряв мать, Шарлотта вместе с младшей сестрой воспитывалась в монастыре в Кане, и даже проникалась религиозным пылом. Хотя «невестой Христа» Шарлотта так и не стала, склонность ее к некоторой экзальтации все же была отмечена. Еще до разразившейся в 1789 г. Великой французской революции, мадмуазель Корде придерживалась вполне республиканских взглядов, почерпнутых из трудов античных авторов, прадеда Корнеля и современных Шарлотте философов. Впрочем, XVIII век, отмеченный духом противопоставления философии Просвещения царящему миропорядку, воспитал и подготовил многих образованных людей, ставших будущими революционерами и творцов нового мира.
«...Пасть за отечество — счастливая чреда:
Умерший доблестно бессмертен навсегда...»
(Пьер Корнель «Сид»)
Однако так пылко встреченная Революция вскоре начала тонуть в потоках крови жертв, среди которых, оказались не только аристократы, но и те, кто ее поддержал активно и те, кто просто попал под малейшее подозрение в неустойчивости своей революционной приверженности. Шарлотта, находясь в провинции, остро воспринимала творимые в Париже изменения. Но и ей стало понятно очевидное: пришедшие к власти перегибают палку, гибнут невинные, почти в каждом населенном пункте устанавливаются страшные гильотины, Париж пытается диктовать провинциям свою жесткую волю, не считаясь с их мнением. Столица бушует, провинция полыхает, к границам подходят армии иностранных правителей, в Национальном конвенте идут бои: якобинцы свергают жирондистов, чтобы впоследствии и самим пасть перед заговором будущей Директории. Жирондисты, бежавшие из столицы, добавляют огня в и так уже пылающую провинцию. И тогда Шарлотта Корде, братья которой вынуждены были эмигрировать, отец и сестра находились в опасности, решает действовать.
«А удивит ли мир великий подвиг тот,
Быть может, восхитит, быть может, ужаснет, —
Мой дух не возмутит потомков приговор,
Все безразлично мне: и слава, и позор.
Свободный человек от века — гражданин,
Ничто мне не указ, велит лишь долг один.
Итак, вперед, друзья: свобода или смерть!»
(Вольтер «Смерть Цезаря»)
Ей думается, что Марат играет слишком большую роль в разворачивающейся трагедии, что если бы не его призывы к убийствам, многие головы не слетели бы с плеч. И если ей удастся его ликвидировать, то жизни многих будут спасены. Шарлотта, покидая дом своей тетушки в Кане, отправляясь в первый раз в столицу, твердо намерена отдать свою жизнь на благо родине...Она свершила задуманное, ее имя обрело кровавое бессмертие...Но был ли Марат, действительно, настолько могуч? В тот момент, уже нет. От «Друга народа» отвернулись даже непримиримые якобинцы, потому как уж слишком радикальными были взгляды анархиста Марата, суждения его вели к многочисленным смертям, хаосу и беспорядкам. Сам Марат, кстати, никогда и не участвовал в активных действиях, все больше оставаясь на безопасном расстоянии, руками слепых приверженцев отдавая дань кровавой жатве. К тому же, Марат давно был болен, и скорее всего, недолго прожил бы. Но его убийство привело к культу «Друга народа», Шарлотта, сама того не желая, вновь возродила авторитет и популярность Марата. Однако она подала пример другим идти на смерть, не жалея своей жизни...
«...О, моя родина! Твои несчастья разрывают мне сердце; я могу отдать тебе только свою жизнь...Я хочу, чтобы мой последний вздох принес пользу моим согражданам, чтобы моя голова, сложенная в Париже, послужила бы знаменем объединения всех друзей закона!...Пусть отмщенный мир признает, что я оказала услугу человечеству...»
(из «Обращения к французам» Шарлотты Корде, 12 июля 1793 г.)
Мне понравилось!