Умела ли Соня чувствовать?

Умела ли Соня чувствовать?

Наташа в своем разговоре с Марьей в эпилоге романа, где она обозвала Соню пустоцветом, утверждает, что Соня, якобы, не умеет чувствовать. Вот это место из романа:

 «Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их. Однажды она разговорилась с другом своим Наташей о Соне и о своей к ней несправедливости.

– Знаешь что, – сказала Наташа, – вот ты много читала Евангелие; там есть одно место прямо о Соне.

– Что? – с удивлением спросила графиня Марья.

–  «Имущему дастся, а у неимущего отнимется», помнишь? Она – неимущий: за что? не знаю; в ней нет, может быть, эгоизма, – я не знаю, но у нее отнимется, и все отнялось. Мне ее ужасно жалко иногда; я ужасно желала прежде, чтобы Nicolas женился на ней; но я всегда как бы предчувствовала, что этого не будет. Она пустоцвет, знаешь, как на клубнике? Иногда мне ее жалко, а иногда я думаю, что она не чувствует этого, как чувствовали бы мы.

И несмотря на то, что графиня Марья толковала Наташе, что эти слова Евангелия надо понимать иначе, –  глядя на Соню, она соглашалась с объяснением, данным Наташей».

Из этого пассажа ясно, что в этом Наташа выражает мысли самого автора. Он устами своей любимой героини заявляет, что Соня просто не умеет чувствовать так глубоко и переживать так сильно, как на ее месте переживали бы Наташа или Марья. Но и здесь я тоже категорически с Толстым не согласна. Соня, по моему глубочайшему убеждению, переживает не менее сильно и глубоко чем Наташа. Просто – иначе. Не фонтанируя и не разбрасываясь эмоциями в разные стороны, а пряча их так глубоко в себе, что живущая поверхностными страстями Наташа их просто не замечает. Наташа, будучи холериком, любое свое страдание или неудобство тотчас выливала на всех окружающих. К тому же подобное поведение ей прощалось, как родной дочери и сестре, к тому же – любимице всей семьи. Соня же, во-первых, из-за своего зависимого положения не могла кричать и требовать так, как это довольно часто делала Наташа, а во-вторых, просто по темпераменту и складу характера не выплескивала своих эмоций на окружающих. Тем не менее чувствовать и страдать она могла ничуть не меньше, чем сама Наташа или даже Марья.

Вот тот момент в эпилоге романа, который убеждает меня, что Соня страдала очень сильно:

«Николай и Денисов вставали, спрашивали трубки, курили, брали чай у Сони, сидевшей уныло и упорно за самоваром, и расспрашивали Пьера».

Для Толстого эта фраза – повод еще раз унизить Соню. Еще одну кляксу поставить на ее светлый образ, который все-таки, вопреки его стараниям, получился светлым. Во всяком случае большинство читателей считают его таковым. Он пишет, что она сидит «уныло и упорно», то есть пишет картинку скучной и не очень умной старой девы-приживалки, которая даже не знает, что ей пора уйти и не отсвечивать. А для меня сонина «унылость» здесь синоним слова «страдание». Соня поистине страдает, потому что видит две счастливых семьи (по мнению Толстого счастливых, я лично в их счастье довольно сильно сомневаюсь). И думает наверняка, что и она когда-то мечтала о такой семье, но не вышло, не сложилось, и вот она теперь в роли лишней, ненужной и неуважаемой всеми приживалки вынуждена дожить свой век до конца своих дней в лесной глуши Лысых Гор. И конечно же, внутри ее страдание очень сильно. Просто на ее месте Наташа бы закатила истерику с криками и детским топаньем ножкой: а вот подайте мне то, что душа моя желает, а то такого натворю, не обрадуетесь! (так она вела себя в Отрадном, когда князь Андрей уехал на год: психовала, орала на членов семьи, требовала подать себе Болконского на блюдечке с золотой каемочкой, что-то типа: подайте мне его, а то вот убегу с Курагиным, будете тогда знать!) Марья же, скорее всего, при таких обстоятельствах просила бы помощи у Бога, молилась или рыдала тихонечко в уголке, а Соня скрывает свое страдание в глубинах своей глубокой и сильной души.

А ведь слащавая до приторности картинка семейного счастья Ростовых-Болконских-Безуховых в эпилоге романа случилась и состоялась только из-за того, что их семейный очаг (не свой, не личный, а именно их) сохранила, спасла и позволила ему случиться она – Соня. Во-первых, она спасла репутацию Наташи в ситуации с чуть не случившимся побегом с Курагиным, благодаря чему Наташа потом спокойно смогла выйти замуж за овдовевшего Пьера. Если бы не Соня, то Наташа после приключения с Курагиным была бы опозорена в глазах всего света и не смогла бы глаз казать в общество. А во-вторых, Соня освободила Николая от честного слова жениться на ней, чтобы он смог жениться на богатой Марье и тем самым поправить свои дела.

Тем не менее, несмотря на все жертвы, которые Соня принесла Ростовым, в конце романа, в эпилоге, она уже окончательно вынесена за пределы тех, кого Ростовы считают членами своей семьи. «Своими» во всем.

Семья Ростовых вовсе не так мила и альтруистична, как нам пытается представить Толстой и литературный официоз. Эти очаровательные эгоисты весь мир делят на две части: «свои» и «чужие». Ради «своих» они много что могут сделать, а вот что касается «чужих»... я бы никому не пожелала стать «чужими» для Ростовых. К сожалению, Соня была отнесена к категории «чужих» Ростовыми почти с самого начала. Только вначале это было не заметно: в самом начале романа Ростовы были очень богаты и им ничего не стоило кормить-поить-одевать-обувать Соню точно так же, как они кормили-поили-одевали-обували всех своих детей. Плюс Соня была полезна как подружка и поверенная девических тайн маленькой, а потом и юной Наташи. В эти ранние годы более «чужой» выглядела скорее Вера. Вот ее Ростовы довольно холодно поместили в эту категорию. Причиной была неприязнь родной матери к Вере, которую переняли все остальные члены семьи. Но Вера сумела защититься от этой неприязни, надев на себя броню непробиваемого эгоизма и холодности к своим домашним. Соне же сделать этого не удалось.

Когда же Ростовы начали разоряться и любовь Сони к Николаю стала помехой планам женитьбы Николая на богатой невесте, это внесение Сони в категорию «чужих» стало более заметным. И к эпилогу, несмотря на жертву Сони, несмотря на то, что она отказалась от Николая и дала ему возможность жениться на богатой Марье, отчужденность Сони от семьи Ростовых окончательно была закреплена и не подвергалась уже ни малейшим сомнениям. Два эпизода, вернее, две фразы из эпилога убеждают меня в этом.

Вот первая фраза. Речь идет о старой графине. Ростовы печалятся о том, что она стала существом, «не имеющим никакой цели и смысла» в своем существовании. Стала дряхлой и отчужденной от жизни. Превратилась в такую из когда-то бодрой и деятельной женщины. И Толстой пишет:

«Только в редком взгляде и грустной полуулыбке, обращенной друг к другу между Николаем, Пьером, Наташей и Марьей, бывало выражаемо это взаимное понимание ее положения».

Какое многозначительное перечисление персонажей! Николай, Наташа, которые всегда были «своими» Ростовыми, а также внесенные в круг «своих» Пьер и Марья. И ни слова про Соню! Хотя Соня знала старую графиню с детства, и знала настолько близко, что звала ее матерью. А вот Пьер знал старую графиню до своего брака с Наташей вполне поверхностно, редко видел ее и мало помнил крепкой, бодрой и деятельной. Марья вообще видела старую графиню достаточно крепкой и бодрой женщиной всего несколько недель, после того, как она приехала к умирающему брату, который лежал у Ростовых.Но и мало знавшие и понящие графиню бодрой и деятельной женщиной Пьер и Марья могут взглядами и грустными полуулыбками сочувствовать положению старой женщины в присутствии ее родных детей – Николая и Наташи. Потому что их Николай и Наташа приняли в число «своих». Пьер и Марья получили от Николая и Наташи получили маркер «свои», они словно «усыновлены и удочерены» Ростовыми. Признаны ими как «свои». А вот Соня из круга «своих» вычеркнута окончательно и безвозвратно. Никакого участия в обсуждениях семейных дел, вроде той же дряхлости старой графини, она уже, судя по всему, не принимает.

Ростовы словно холодно говорят ей: знай свое место, приживалка Соня. Не твое дело обсуждать хозяев.

А вот вторая фраза.

«Николай и Денисов вставали, спрашивали трубки, курили, брали чай у Сони, сидевшей уныло и упорно за самоваром, и расспрашивали Пьера».

Здесь Соня низведена не просто до состояния «чужой» в семействе Ростовых, но до состояния «лишней», «ненужной» и даже «надоедливой». Ишь ты, расселась, сидит упорно, как будто не понимает, что ей давным-давно пора уйти и не отсвечивать. Не портить своей унылостью семейное счастье Ростовых-Болконских и Безуховых-Ростовых. То, что именно благодаря Соне это семейное счастье двух пар состоялось, они уже не помнят. Наташа не погубила себя авантюрой с Курагиным именно благодаря Соне, и теперь Пьер и Наташа имеют право высоко держать голову в респектабельном обществе, как семейная пара с незапятнанной добрачной репутацией новоиспеченной графини Безуховой. А семейный союз Николая и Марьи вообще оказался возможным благодаря самоотречению Сони. Если бы она уперлась и потребовала, чтобы Николай сдержал данное слово и женился на ней, то вряд ли семья Николая и Марьи случилась бы.

Но кто все это помнит, кто за это благодарен Соне? Ответ ясен. Никто.

Хотя сцена многозначительная не только потому, что показывает жестокое отчуждение Сони от всех остальных обитателей Лысых Гор, счастливых в своих семьях, но и потому что Соня – сидит за самоваром. Самовар – живой огонь. Это определенный символ семейного очага. И Соня здесь выступает как хранительница семейного очага Ростовых-Болконских-Безуховых. Мало того – как созидательница этого очага. Без нее эти семьи не состоялись бы. Без нее не состоялось бы это семейное счастье двух семей. Но обаятельные эгоисты Ростовы всю жизнь прожили с уверенностью в том, что для их блага и счастья другие должны жертвовать своей жизнью, и не видят в благородных поступках Сони ничего особенного. Они живут и еще долго будут жить в уверенности, что это так и надо, и Соню им благодарить не за что. Тем более нечего ее держать в числе «своих» членов семьи.

И меньше всего держит Соню в числе «своих» ее бывшая закадычная подруга Наташа. Хотя именно она больше всех должна быть благодарна Соне. Если бы та не спасла Наташу от глупого побега с Курагиным, то судьба Наташи была бы самой плачевной. Она стала бы любовницей Курагина, наивно веря, что их венчание было настоящим. И что дальше? Общество бы ей этого никогда не простило. Двойная мораль была жестокой и непререкаемой в то время. Мужчины могли развлекаться сексуально до свадьбы сколь им угодно, а вот барышня из благородной семьи обязана была хранить невинность. Если она ее по какой-то причине теряла и эта история становилась достоянием всего общества – репутации девушки был конец. Ее перестали бы принимать все, абсолютно все. Наташа до конце дней ее должна была прожить в изоляции и носа не совать в общество. И это еще в лучшем случае. В том случае, если бы Антоль, поиздержав занятые на побег деньги за границей, удосужился бы привезти Наташу с собой в Россию и превезти ее обратно в семью Ростовых. А если бы нет? Этот мерзавец мог поступить с Наташей гораздо хуже. Предположим, после побега и фальшивого венчания с расстригой-попом он увез Наташу за границу, в какую-нибудь германскую или австрийскую глушь, прожил там с ней какое-то время, поистратил деньги, да и Наташа ему надоела. Он мог просто сам отправиться обратно в Россию, а ее оставить за границей. И что она там делала бы, не имеющая знакомых и родни, которые могли бы ей помочь тоже вернуться на родину? Боюсь, что Наташе пришлось бы зарабатывать себе на жизнь тем же способом, которым зарабатывают женщины «древнейшей в мире профессии». Через пару лет в грязи, в которой она бы по воле негодяя Анатоля очутилась, ее бы никто не нашел. А если прибавить к тому, что Анатоль вполне мог бросить ее беременной? Ничего нереального в таком развитии событий я лично не вижу. Наташа очень быстро начала зачинать и рожать детей от Пьера после замужества – за семь лет родила четверых. Вполне возможно, что она не менее быстро могла бы залететь и от негодяя Курагина. И тогда судьба ее и судьба ее ребенка были бы совсем плачевными...

Всех этих резонов Наташа либо не знает, либо не хочет знать, и ни малейшей благодарности к Соне в эпилоге романа точно не испытывает. Впрочем, как и остальные Ростовы.