Карта ролевой игры "Сумерки"

Вокруг было непривычно тихо, ни единого шороха, будто бы в этих коридорах шум и вовсе терял крылья. Обманчивая тишина заставляла держаться настороже, с каждым новым шагом ожидая нападения со стороны талантливых обитателей центра. До сих пор не представляя с какими формами жизни (и жизни ли?) пришлось столкнуться, я надеялась на оставшегося в апартаментах Дорис доктора Карлайла, его ум ученого и практические навыки. Препарирование «лягушек» требовало времени, которое, не владея достаточными знаниями в области медицины, совсем не хотелось тратить впустую на рассматривание внутренностей. Поэтому в ожидании результатов и заключения специалиста, в компании Барэга я обходила комнаты этажа.
Владения Дорис находились в отсеке жилых помещений среди других, которые открывались с помощью личных карт-ключей сотрудников. По собственному опыту я знала, что все они закрыты, надежно запечатав внутри свои тайны. Коридор, по которому мы шли, не выглядел жутким или зловещим, ни неосвещенных участков, ни крови на полу, выложенных панелями стенах и потолке. Он закончился подобием гостиной, выполненный в сдержанных тонах, что так свойственно учреждениям, существующим в разных реальностях с такими понятиями как уют и комфорт.
Выслушав всю известную мне информацию о расположении помещений, Барэг согласился с тем, что нам нужно найти лифт, лестницу, или при идеальном раскладе полный план центра. За весь путь до гостиной оборотень не сказал ни слова, несколько раз возникало ощущение, что он даже смотрел сквозь меня, думая о своем. И этому по правде я была только рада.
- Ты сказала, что мы нужны тебе, - волк заговорил, когда мы добрались до того места, где на него напали. – Зачем?
- Вместе выжить легче, - я постаралась сделать вид, будто прозрачна как стекло в своих мотивах.
Исследованная территория закончилась, о чем свидетельствовал оставленный ранее «маячок» в виде обитателя подземного зоопарка. Существо все еще оставалось на месте, вселяя веру в то, что уже больше никуда не передислоцируется из лужи красной субстанции и еще какой-то похожей на машинное масло жидкости, которая, растеклась из другой раны поверх алого, но не смешалась с кровью. Вторым более надежным флажком, который точно не сдвинется с места, служила надпись «9/sector i» на стеклянной панели, находящейся напротив железной двери.
- И ты сказала, что здесь дорогой тебе человек, - с методичностью работника отдела дознания продолжил допрос Барэг. – Кто это?
Я остановилась, не зная могу ли довериться и рассказать все ему, врагу, которого еще недавно всеми фибрами души желала видеть мертвым. Так странно это, помнить, как сжимала его шею своими руками, как смотрела в глаза, опутывая своим даром к внушению, и понимать, что больше не вижу в нем противника. В пирамиде ценностей я находилась на несколько ступенек ниже, думая лишь о том как отыскать дочь и вернуться домой. К последним месяцам жизни с Пенелопой, рождественской ели, распакованному домику для кукол.
- Девочка, она человек, - встретив полный непонимания взгляд, я решила пояснить, разрушив его представления о вселенском зле в вампирском обличии. – Пенелопу привезли сюда вместе со мной. И сейчас моя дочь где-то здесь, - слова, которые нельзя говорить недругу. - Вы с Карлайлом должны помочь мне ее найти.
Светильники вокруг часто заморгали, как в припадке, и потухли, окутав мраком. Без арсенала острых вампирских чувств я, в миг ощутив прилив паники, инстинктивно сделала шаг ближе к Барэгу, но не рассчитав в темноте расстояние, буквально налетела на него. Как же это до смешного нелепо, осталось только потерять остатки грации и рухнуть на пол прямо на глазах у оборотня.
- Ты ведь тоже ничего не видишь? - спросила я, желая прояснить, для всех ли здесь ситуация "хоть глаз выколи".

Я различала сотни оттенков в палитре цветов и тончайшие мазки краски высоких расписных потолков. Ощущала под пальцами мельчайшие неровности античных мраморных скульптур. Сплетала тихие, как биение сердца, звуки в симфонии. Разделяла ароматы на ноты. Но не осталось ничего.
Густая темнота обнимала, ластилась неуютным, колючим чувством страха. Она смеялась, напоминая, что в иные времена вечная ничего не боялась, пропуская через себя поток эмоций. Пережить можно все: боль обращения в бессмертную, превратившие в хищницу внутренние изменения, смерть родителей и сестры, предательство любви. Однако, как оказалось, не собственное бессилие.
Сама по себе непроглядная тьма – не самый опасный противник. Куда страшнее то, что она могла нести в себе, пробуждая в воображении множество вариантов. Оставалась лишь одна связь с реальностью, приняв которую, я принимала помощь врага.
Бывшего врага. По крайней мере таковым я заставила себя считать Барэга в этом шатком перемирии, не имея возможности забрать его волю. Не представляя, какими доводами оборотень принудил себя к сотрудничеству с едва не убившей вампиршей. На его месте я бы без угрызений совести свернула алебастровую шейку кровопийцы. И на своем тоже, если бы не Пенелопа.
Его рука была теплой, что вызвало ассоциацию с легендой о Прометее, с украденным для беспомощных смертных огнем. В современной обработке этих несамостоятельных и немощных заменила я, следуя за волком, внимая всему, что он говорил. Пока все не померкло еще больше из-за раздававшегося за спиной детского голоса.
- Мама, мамочка…
- Ты слышал?!
Скажи, что слышал. Там, во мраке за нами. Скажи же!
И следующий шаг невозможен. Не позволив увести дальше, застыв как каменное изваяние, я стояла на месте и изо всех сил вслушивалась в дразнящее коридорное эхо. Я всем сердцем хотела верить в то, что услышала голос моей девочки. Я верила.
- Мама, мама.
- Пени!
Громкий голос, собравший в себя все надежды истерзанного сердца, разлетелся в лабиринте. Законы логики, небесной механикой и еще бог весть чего утратили свою значимость, потому что меня манил вернуться личный источник притяжения несмотря на то, что Барэг пытался что-то сказать, удержать ладонь в своей руке. Я высвободилась, развернулась на сто восемьдесят градусов и шагнула вперед, подчиняясь порыву словно поломанная марионетка действиям кукловода.
- Мамочка, я здесь.
Не существовало больше никого и ничего, сам мир сузился до предела, оставив лишь мелодию, нитью ведущую к дочери. Новый шаг в темноте, более уверенный и твердый, следом второй и третий за ту грань, где эмоции окончательно затапливали разум, подначивая сорваться на бег. Противиться этому желанию было бесполезно, ведь оно опутывало подобно гипнозу. И я сдалась.
Сделай же это, Алия. Скорее. Найди меня.
Перед глазами пронеслись пейзажи расположенного возле дома заснеженного парка. Пятном ярко-оранжевой куртки на белом покрывале поглощенная своим занятием Пенелопа скатала снежный ком и установила его на вершину фигуры головой снеговика. Для правдоподобности она накрутила на него шарф, завязав узлом, и сняла с себя шапку. По спине завиваясь в локоны рассыпались длинные пшеничные волосы.
Нет, не русые. А почему-то именно пшеничные.
- Мама, спаси меня.
Виски сжала острая боль, а в следующее мгновение я встретилась с преградой. Ей оказалась не стена, а нечто, не сказать, что живое, но определенно более мягкое, состоящее из плоти и крови. От столкновения существо даже не пошатнулось, просто одним уверенно скоординированным резким движением руки отбросило к стене с такой силой, что удар создал сеть трещин. В ушах зазвучал заливистый детский смех, отдаляясь, как и сама реальность, уступавшая место беспамятству.

- «Просто не знаю, кто я сейчас такая»*...
Глаза скользили по буквам и слова мелодично слетали с языка, превращаясь в знакомый сюжет детской книги «Алиса в стране чудес». Дочитав до конца страницы, я прошлась по блоку увесистой, выполненной под старый фолиант сказки, и подцепила последний лист, переворачивая его.
Я набрала в грудь воздуха, чтобы продолжить, когда правая рука удобнее перехватила книгу под корешком, а левая переместилась к первой строчке, но не смогла проронить ни звука. Просто замерла с удивлением глядя на безымянный палец, украшенный кольцом, не узнать которое было невозможно. Белое золото и восемнадцатикаратный синий сапфир в обрамлении четырнадцати сияющих бриллиантов – то, что под стать жене графа.
От этого символа вынужденного брака я избавила себя две сотни лет назад, оставив его в кабинете мужа. Пропитав кровью мужчины переднюю часть лифа типичного для ампира белого платья, в свете луны я покинула дом на «Золотой излучине», а после и сам Амстердам. Убила графа, чтобы стать свободной.
- Мама, читай дальше, - звенящий настойчивостью голосок напомнил о сказке.
- Да, принцесса, - я нашла нужный текст. – «Нет, я, конечно, примерно знаю, кто такая я была утром, когда встала, но»*…
Подняв глаза, я посмотрела на сидящую на кровати в обнимку с медведем девочку. Ее пшеничного цвета волосы обрамляли кукольное личико с нежной алебастровой кожей. Контрастируя с детской внешностью, колючий васильковый взгляд обдавал холодом. Прежде мне не приходилось видеть таких неестественно ярких синих радужек. Не приходилось видеть ее, похожую выполненную умелым мастером на фарфоровую фигурку, которая ни имела ничего общего с Пенелопой.
Внутри что-то сжалось, будто сдавленное невидимой рукой, и сердце, с грохотом ударившись о темницу ребер, сбилось с такта, реагируя на ураган эмоций внутри. Искусственный хаос, заполняя сознание, создавал на основе привычной реальности сюрреализм иной жизни.
- Ты не моя дочь, - произнесла я твердым уверенным тоном.
- Нет, ты теперь моя мамочка, - ее коралловые губы изогнулись в улыбке. – У всех детей есть мамочка и папочка.
«…но с тех пор я всё время то такая, то сякая – словом, какая-то не такая».*
И снова темнота, коридор секретной лаборатории, калейдоскоп леденящих звуков, которые свидетельствовали о приближении местной нежити. Не знающей страха и устали, непобедимой армии тварей, от которых можно лишь пытаться убегать. Бой бесполезен. Просто не имеет смысла, если нет достаточно сил, чтобы разорвать обитателей центра на не способные перемещаться куски. Хотя вполне возможно, что после разбора на составляющие этот пазл мог самостоятельно собираться вновь.
Я ожидала, что оборотень оставит меня наедине с монстрами подземелий, но он не поступил так. Наоборот, оказался рядом, протянул руку, чтобы помочь подняться и вновь стать проводником в темноте. Это казалось таким простым, искренним проявлением... неужели его доверия к вампиру? Понять поступки волка не получалось из-за привычки мерить по себе, согласно своей внутренней тьме.
Петляя по коридорам, я окончательно перестала ориентироваться в пространстве. То и дело с разных сторон накатывали звуки неуклюжего копошения нежити. Несмотря на первое впечатление, эти твари оказались достаточно смышлеными для того, чтобы окружать нас, отрезая пути к отступлению. И теперь я, охотница с двухвековым стажем, превратилась в дичь.
Когда кольцо сомкнулось, по глазам ударил яркий свет и мимо пронесся внезапно и очень вовремя нашедшийся доктор Карлайл. За время, что мы не виделись, вампир разжился резаком, которым, надо признать, орудовал так профессионально, будто всю жизнь занимался этим. Так его обществу я еще никогда не радовалась.
С появившимся освещением стало легче, потому что в поле зрения попало давно искомое – лифт. К которому мы втроем и пробрались через прибывающую ханскую орду жителей рукотворного муравейника. Вот только уехать никуда не смогли. Доктор, успев привязаться к своему оружию, не смог оставить резак врагам, а мы с Барэгом – соответственно отправиться в путешествие на лифте без Карлайла. За ним пришлось вернуться, но путь к стеклянной кабине уже преградило нечто похожее на человека-змею с шестью руками.
- Спасибо, доктор, - тихо прошипела я и, попятившись назад, двинула каблуком тело в форме охранника.
Труп на мое хамство никак не ответил, что похоже и отличало его от дружелюбных созданий генной инженерии. Новейшие биотехнологии и вирусы каким-то чудом обошли давно обескровленную мумию, которую я от досады пнула еще раз, выбив из ссохшейся руки пистолет.
- Возьми Mk.23, - посоветовал нарисовавшийся рядом Барэг. – Хорошая штука, а владельцу уже не пригодится.
Не уточняя, откуда у оборотня такие познания о вооружении сил специальных операций, я схватила пистолет. При досмотре другого тела нашлись полицейская дубинка и наручники. Что делать с последними в данных условиях, я не представляла, но забрала с собой, решив подумать о них на досуге. Дубинка же благополучно перекочевала к Барэгу за несколько мгновений до нападения многорукой наги.
Доктору снова пришлось заняться распиловкой и отсоединять от надоедливых существ лишние конечности. А ко мне, распахнув объятия и нечленораздельно мыча в знак приветствия, двинулась уже вскрытая Карлайлом в апартаментах Дорис тварь.
- Я тоже тебя помню, дорогой, - улыбка тронула губы.
Точный выстрел вынес остатки мозга мертвяку, после чего он рухнул на пол. Очень по-дружески наступив на собрата, в мою сторону потащил свои мощи другой монстр. Шагая назад к стене, я на несколько минут потеряла из виду Барэга и Карлайла, успешно превращавших шестирукую индуистскую нагу в безрукую.
Прострелив голову еще одному активисту зомбоармии, я ловко увернулась от просвистевшего слева от меня шкафа, разлетевшегося в щепки при встрече со стеной. Оставалось уклониться от столкновения с беспомощной с нагой, которая силилась своим весом сбить меня с ног, как кеглю, и заскочить в закрывающийся лифт, где ждали Карлайл и Барэг.
- Хотели уехать без меня? – в шутку поддела я.
- Пытались, - хмыкнул волк.
- Вниз на десятый или вверх на восьмой? – спросил доктор, глядя на панель с тремя цифрами-этажами.
- Большой выбор, - прокомментировал оборотень и едва не подскочил, когда в стеклянную стенку лифта ударилось жаждущее общения существо. – Да жми уже хоть что-нибудь!
Я коснулась восьмерки, и кабина поползла вверх, давая мгновения передышки. Мы снова были пропитаны кровью и еще чем-то, по правде, даже не хотелось знать, что еще за синтетический раствор пускали ученые по венам своих неугомонных созданий. Великие умы, как Дорис, давно уже поплатились за свою гениальность, пришел наш черед разгребать последствия их игр в Бога.
Уткнувшись лбом в стеклянную панель, я шумно выдохнула и прикрыла глаза, возвращаясь к видению со светловолосой голубоглазой девочкой. С ее появлением в моем разуме пришли сомнения касательно местонахождения Пенелопы. Что, если дочери действительно здесь не было? Если ее место жаждал занять ребенок из видения?
- Это еще что за арена Колизея? – удивленно протянул Карлайл.
Пришлось развернуться чтобы передо мной в лучшем виде предстали декорации восьмого уровня. Сразу же дико захотелось назад к уже знакомой и родной наге, чтобы обнять ее и плакать, но лифт поспешил открыться и выпустить гладиаторов, т.е нас на поле боя.
Чтобы осмотреть пространство, мы разделились. Идея оказалась не самой удачной, что стало очевидно буквально через несколько минут, когда прямо надо мной в стремительном прыжке пролетело неизвестно откуда взявшееся нечто на четырех лапах.
- Барэг! – крикнула я, сообразив, что близкий родственник собаки Баскервилей собирался напасть на него.
Мой возглас прозвучал одновременно с предостережением Карлайла, но животное уже впилось в жертву. Прокусив кожу и вогнав зубы в предплечье, собака не спешила разжимать челюсти, но и зверствовать, вырывая кусок плоти тоже не спешила. Она словно ждала.
- Дэзи, девочка моя. Оставь чужака! Он, таки, пока что, вполне получил своё.
Внятная разумная речь дала робкую надежду на общение с цивилизованным человеком, но я убедилась в обратном, как только встретилась с ним глазами. Вряд ли обладавший взглядом настоящего психопата мужчина в белом медицинском халате все еще был жив. Его окружали проявлявшие завидную лояльность местные твари, которым не хватало лишь команды «фас», чтобы пойти в наступление.
И похоже, мертвецы понимали предводителя без слов, потому что одновременно волной цунами двинулись к нам. Я оглянулась на Карлайла, вновь орудовавшего своей чудо машинкой для нашинковывания, и бросилась к Барэгу, над которым, присев на корточки, уже склонился зомби. Достаточно точный выстрел никак не помог делу, но доктор подоспел вовремя и отпилил голову.
- Ты как? – спросила я, помогая оборотню подняться, не сводя глаз с его раны, потому что понимала, что собака Баскервилей могла занести вирус в кровь.
Неужели в таком случае его придется убить? Еще недавно я с легкостью сделала бы это. Нет, именно сделала, без сослагательного наклонения оставив в горящем доме. Но сейчас не могла, больше не могла.

* «Алиса в стране чудес» Льюис Кэрролл.

Не было смысла совещаться и обсуждать предложение Фальцмайера, потому что в очевидности выбора никто не сомневался. У меня заканчивались патроны, у Карлайла – заряд аккумулятора чудо-пилы, у Барэга после встречи с зубастой Дэзи – силы. Сомнений не осталось, когда психопат назвал имя моей дочери, буквально подписав себе приговор. Он знал слишком много, чтобы я предпочла остаться в дружеской компании созданий центра.
Фантомный выбор вместе с сумасшедшим ученым привели нас в лабораторию, напоминавшую бункер внутри бункера. Я оценила толстые двери из двойной стали, которые охраняло одно из чудовищ, и наличие личного генератора, обеспечивающего бесперебойной энергией это место. Оно по своей наполненности вряд ли уступало лучшим исследовательским заведениями, поэтому не удивило бы даже наличие адронного коллайдера скромно пристроенного в уголке среди всевозможной дорогостоящей аппаратуры.
В медицине я практически не разбиралась, необходимость изучать это направление отпала после превращения в вампира. Я не лечила людей, я их убивала. Знания оборотня похоже тоже не распространялись дальше лечения простуды, а вот у доктора Карлайла восторгом загорелись глаза при виде новейших игрушек.
- Здесь где-то можно привести себя в порядок? – я обратилась к спине Фальцмайера.
- Что, вампирша, - он обернулся и прожег меня самым «доброжелательным» взглядом, - брезгуешь, забыв, что давно уже по горло в крови? Это же твое, родное.
- Все умершие здесь на твоей совести, - я не отвела глаз, вернув ответ. - Тоже родное?
- Я ученый, а ты мерзость, - хмыкнул Фальцмайер, четко обозначив разницу между нами.
Спорить не имело смысла, ведь абсолютно все равно, кем видел меня свихнувшийся сотрудник центра. Он был не меньшим злом, чем я, точно так же заслуживал самой мучительной и болезненной смерти, но жил только потому, что владел информацией.
- Ты называл имя Пенелопа, - напомнила я, сменив тему. – Она здесь?
- Не знаю, на нижних уровнях ее нет, верхние для меня закрыты, - ответил Фальцмайер после длительной паузы и, в знак того, что наша беседа закончена, повернулся лицом к Барэгу. – А тебе, оборотень, не мешало бы перевязать рану.
Пригласив Карлайла вглубь лаборатории, чтобы так сказать поближе к игрушкам, на прощание он указал на стоявший у стены шкаф. В нем обнаружились полотенца, вата, бинты и целый ряд каких-то флакончиков – словом все необходимое для того, чтобы волк не истек кровью раньше времени и не пополнил ряды зомби тел.
Тревожило то, что Барэг мог перейти на сторону зла, предав светлые идеи о помощи в поисках Пенелопы. Но я понятия не имела, как легко передается вирус и как быстро он распространяется, превращая жертву в существо с простейшим набором интересов. Оставалось надеяться на то, что гений Карлайла найдет решение проблемы.
Я заняла крутящееся кресло, устроив руки на подлокотники, и рассматривала маникюр, изредка бросая взгляды на оборотня. Не хотелось, чтобы из-за вируса его переклинило прямо сейчас и потянуло в мою сторону с непреодолимой тягой свернуть шею за все хорошее, что между нами было. Не хотелось, чтобы это стало неожиданностью, потому что, погрузившись в свои мысли, без вампирских способностей я практически теряла связь с реальностью.
Сняв пропитанную кровью футболку, Барэг продезинфицировал глубокую рану от клыков Дэзи, видимо оптимистично считая, что это чем-то да поможет. Уверена, что не больше, чем подорожник от Эболы, но говорить я ничего не стала. Зверюшка ученного постаралась на славу, заслужив косточку за разорванную вену, если судить по количеству и темному цвету крови, пропитавшей вату. Действовал медбрат слажено, будто не в первый раз занимался таким, но туго зафиксировать повязку на своем плече не получалось.
- Давай помогу, - удивляясь доброте, я поднялась со своего места и подошла к волку.
- Я сам могу, - он проявил самостоятельность, не доверяя проснувшейся матери Терезе.
- Знаю, - надо бы развернуться и уйти подальше от чужих тягот, но я забрала у него бинты.
Обычно, хорошо чувствуя запах крови, было сложно находиться близко от ее источника, но притупившиеся ощущения избавили от проблемы. Первый и возможно единственный плюс ситуации – я достаточно легко справлялась с перевязкой, стараясь аккуратно затянуть ее, не создавая дискомфорта.
- Нормально то, что ты такой горячий? – спросила я, касаясь кожи, которая непривычным теплом обжигала подушечки пальцев.
- Да, я же оборотень, - он развеял мои мысли о том, что вирус мог вызывать жар, чтобы быстрее захватывать жертву.
- Готово, - я завязала концы бинта. – Теперь не умрешь от потери крови.
Барэг кивнул в знак благодарности или соглашаясь с тем, что пока еще планировал пожить, и удобно устроился на кушетке. А я, вернувшись на свое место в кресле, обратила внимание на документы на столе. Доктора о чем-то увлеченно говорили, кажется, даже спорили, не видя ничего вокруг, в том числе и план строения в моих руках.
Одиннадцать этажей уходило вниз, создавая фигуру с множеством граней, с сотнями комнат и десятками связывающих их лифтов. Я старалась запомнить их расположение и переходы от одного к другому на уровнях, пока не услышала приглушенный детский голос.
- Мамочка, твоя Евочка ждет тебя.

Я помню, как отложила в сторону чертежи научно-исследовательского центра. Как, даже не взглянув на доктора Карлайла и Барэга, поднялась со своего места. Как стражник на выходе не препятствовал мне, выпустив из крепости Фальцмайера в лабиринт восьмого уровня. Как одну за другой открывала двери. Не помню только, как оказалась в кабинете графа.
По ощущениям схоже со сном без начала, когда в определенный момент взгляд сфокусировался на массивном эбеновом стеллаже с книгами. С подчеркнутой изысканностью позолота проступала сквозь черное дерево и сияла буквами на корешках коллекционных томов. Находясь сразу за порогом, они встречали визитеров и внушали тем собственную незначительность.
- Милый мой муж, где же ты? Я вернулась…
- Что ты здесь делаешь? Я, кажется, ясно дал понять, что не желаю тебя видеть в Амстердаме.
В островке льющегося с потолка света за столом из тропического эбена граф де Ламарк по обыкновению ожидал гостей, откинувшись на обитую желтым бархатом спинку кресла. Он преподносил себя на фоне роскоши: находящейся справа от него античной мраморной статуи крылатой Ники и установленного слева на постаменте чучела бенгальского тигра. Однако в этот раз наместнику было не до напускного величия.
- Ты чудовище, Алия, - прохрипел бонапартист, подняв на меня полные ужаса глаза, - мерзость.
Он лежал у моих ног на выложенном деревом полу своего кабинета, словно пришпиленная бабочка. Дышал шумно и рвано, через раз, растерзанный до самого мяса, будто став игрушкой дикого зверя, того самого полосатого бенгальца, вновь застывшего на месте со скалящейся мордой.
Граф де Ламарк выглядел ничтожно. Из глубоких рваных ран на груди сочилась кровь, темные капли скатывались дорожками вниз и падали на ковер из пушистой белой овчины. Алое пятно расползалось, захватывало все больше пространства. И с каждой новой ярко-красной бусиной, с уходящей из хрупкого человеческого тела жизнью, запах крови становился все гуще и приторнее. Он въедался в легкие и разум чувством голода.
Мне хотелось, чтобы граф страдал, мучился и задыхался от страха. Чтобы выглядел жалко, борясь с захватившими страхами и болью. И, достигнув желаемого, я следила за этим как за спектаклем в театре, пожирала каждую крупицу жидкого рубина взглядом голодной хищницы.
Я дала волю монстру внутри себя. Отомстила. И сама же стала жертвой собственной бесконтрольной жестокости. Руки практически до локтей были перепачканы еще теплой кровью из разорванных мною артерий и вен. Она, засыхая, собралась под ногтями, въелась в кожу, впиталась в лиф муслинового платья цвета слоновой кости, сшитого по ампирной моде.
- Не смей звать меня так, - зашипела я, - только полным именем.
- Ты мерзость, Алия, - усмешка сломала линию губ и застыла.
Медленно, будто сквозь туманную дымку, осознавая масштаб катастрофы, я отступила на шаг. А затем сделала еще один подальше от тела с утихающим сердечным ритмом. Словно в поисках спасения от своего поступка, оглянулась на едва приоткрытую дверь комнаты и снова посмотрела в глаза не обезличенной смерти. Не чувствуя ни сожаления, ни жалости, я сняла с безымянного пальца кольцо с сапфиром и положила его на стол поверх гербовой бумаги дома де Ламарк.
- Пусть так, зато я свободна, - прошептала я и поспешила к двери.
Стоило ступить за порог кабинета, как со всех сторон ударил слепящий белый свет, заставив зажмуриться. А когда я открыла глаза, то снова оказалась в комнате графа перед телом с разорванной грудной клеткой. На пальце левой руки сверкали драгоценные камни оков, от которых я вновь попыталась избавиться.
- Ты мерзость, Алия, - услышала я и вздрогнула, выронив украшение на пол.
Кольцо подпрыгнуло и покатилось куда-то под стол, будто играя со мной в прятки. Но я не собиралась искать его я и быстрым шагом направилась к выходу. Вот только после режущего глаза света опять вернулись полный лоска ампирный кабинет, предсмертный шепот мужа и золотой ободок с синим камнем в восемнадцать карат.
И опять. И снова по проклятому кругу пока счет не сбился, пока отрицание не переросло в приступ ярости, которая в свою очередь несколько попыток спустя сменилась апатией. Опустившись на край ковра, испачкав платье еще сильнее, я обняла согнутые колени и уткнулась в них лбом, принимая затянувшую петлю времени.
- Ты прав, Анри, я чудовище – признание прозвучало тихо и ровно. - Мы оба знаем, что я поступила бы так же еще раз ради своей свободы. А это, - я подняла голову и посмотрела на украшение на безымянном пальце, - пусть остается напоминанием, что я убью любого, кто причинит мне боль.
Я поднялась на ноги и, не оглядываясь, прошла к двери, тихо скрипнувшей плохо смазанными петлями прежде, чем распахнуться настежь. Шагнула в коридор и растворилась в знакомом белом свете, который, начав меркнуть, вскоре сжался до узкой длинной полосы светодиодной лампы.
Видение, галлюцинация или сон (ведь я уже успела забыть, какими они бывают) уступили место декорациям, напоминающим владения Дорис в адском НИИ. Преобладали все те же неяркие пастельные тона и скупой стиль интерьера общественных учреждений. Отличалась комната лишь тем, что среди нагромождений книг, папок и просто хаоса одиночных бумаг я увидела его. Того, чье имя нельзя называть.
Этих «нельзя» было много – не говорить, не думать, не вспоминать и так далее. Они стали чем-то вроде кирпичиков в стене, оградившей события длиной в несколько лет. Запечатав прошлое за казалось бы прочным барьером, я, выполняя правила собственных «не», жила настоящим. Но все рухнуло под натиском встречи с очередной иллюзией.
Он просто не мог быть здесь физически. В фешенебельном ночном клубе Сиэтла, где смешались музыка, неон и дым. В люксе Лас-Вегаса, где под самой крышей здания организована частная вечеринка. Или в своем доме, в своей комнате… Какая разница где? Просто не здесь.
- Тебя я тоже должна убить? – задавая вопрос скорее себе самой, с нотками иронии произнесла я, глядя на того, кто сделал мне больно.

Более всего сердцу жаль, невозможно жаль, так это стирать узоры нежных пальцев некогда любимого человека. (с.)

Хотелось выговориться. Высказать все, о чем умолчала тогда, когда увидела девицу в полотенце. Когда полным яда голосом щедро предложила ей не стесняясь воспользоваться моим халатом, который легко отыщет в ванной. Когда не стала слушать оправданий и, осознав, что все еще сжимаю в руке ключ от машины, вышла из дома. В очередной раз удержало воспитание. И лишь, когда на скорости в девяноста миль в час перед глазами заплясали деревья мокрого хмурого леса, дала волю эмоциям.
Те ощущения вернулись вместе с воспоминаниями, превратившись в желание причинить ответную боль Эдварду. И пусть не душевную, потому что мне не проникнуть так глубоко в его сердце, но хотя бы физическую. Вот только дотянуться до него никак не получалось, и бессильный гнев находил выход со словами.
Дождь начался внезапно. Капли, разбиваясь, стучали по керамическому покрытию пола, уже не впитываясь в насквозь промокшую ткань, скатывались по одежде и волосам. Я отчетливо слышала каждый звук: вой сирены, танец воды, дыхание, голос.

Стоило перестать вырываться, и хватка ослабла. Я свободно, практически не утратив привычной грации, поднялась на ноги. Взгляд быстро пробежался по стенам очередной безликой коробки. Ничего необычного, разительно отличающего эту комнату от других помещений муравейники. Ничего, кроме одного.
- Ты настоящий? – зачем-то спросила я, словно не понимая, что фантазия может выдать любой ответ.
- Нет, - поднявшийся с декорированной под камень плитки Эд усмехнулся. – Я плод твоего больного воображения.
Давно потеряв грань между реальностью и галлюцинацией, я уясняла лишь одно – в голове все окончательно смешалось. Если Ева этого и добивалась, то ее план увенчался успехом. Так назойливо появлявшееся на безымянном пальце фамильное кольцо графа де Ламарка исчезло не оставив следа, на этом уровне игры появился другой персонаж – Эдвард.
Датчик пожарной безопасности перестал мигать ярко-алым, после чего отключилась подача воды в систему тушения. Последние капли стекали по большим мониторам, на которых отображались таблицы, самозаполняющиеся какими-то показателями. Одни подсвечивались зеленым, другие – желтым, третьи – красным, но смысл этого разделения оставался загадкой. Эд сделал шаг к одному из мониторов, сменивших подсветку с едко-салатового на оранжевый, а я – к расположенной напротив двери с сенсорной панелью для ввода кода. Почему-то именно она привлекла мое внимание. Что-то необъяснимое заставляло вглядываться в цифры.
- Какой это этаж? – дрожащим от внезапного открытия голосом я задала вопрос.
- Одиннадцатый, - не сводя глаз с экранов ответил Эд и продолжил, - похоже, что это центр слежения за лабораторными процессами, красные – провал и опасность. Их стало больше с послед…
Но дальше я уже не слушала, пытаясь составить обрывки воспоминаний. Одиннадцать… Одиннадцать ноль три «Пандора»… лаборатория… доставьте образец в лабораторию одиннадцать ноль три и подготовьте криокамеру… проект «Пандора»…
Внесенный код одиннадцать ноль три открыл дверь в еще одну комнату. Не представляя, что может ждать в ней, я переступила порог и замерла в удивлении. Слева тянулся ряд вешалок с идентичными моему шелковыми красными платьями и коробками с обувью, сложенными под ними. Снова компьютеры, новейшее оборудование, капсула заморозки и в отдалении еще одна дверь со стеклянной вставкой величиной с альбомный лист, по которой было размазано нечто очень напоминающее кровь.
- Почему не отвечаешь? – Эдвард все же оторвался от изучения непонятных показателей и следом за мной прошел в центр неисследованного помещения. – Что там? – поинтересовался он проследив мой взгляд, не отрывающийся от разводов на стекле.
- Не знаю, - я медленно покачала головой из стороны в стону, отступила назад, не рассчитав расстояние, и врезалась в мужчину.
- Осторожнее, - он придержал меня за локоть. – Хорошо, вопрос проще. Как ты узнала код двери?
- Ты же читаешь мысли, - взорвавшись, прошипела я и поспешила вернуть свободу своей руке, - вот и объясни мне, что у меня в голове.
Беседа, мягко говоря, не клеилась. Я не могла рассказать то, что ускользало от меня, танцевало вокруг, дразнило, но не поддавалось осознанной обработке информации. Поэтому за неимением возможности объяснить все себе самой и ему в том числе, начинала злиться, расплескивая эмоции вокруг. Наверное, это переросло бы в обмен колкостями, если бы не стук в дверь с кровавым рисунком. Аккуратная женская ладошка коснулась стекла, и с той стороны раздался голос. До последней ноты мой голос.
- Эд, это ты? Ты меня слышишь? Я здесь! Помоги мне выбраться.

Она была мной. Смотрела моими выделяющимися на бледном лице темно-карими глазами. Шептала моими губами, выдыхая испуганное "Эд", и тянула к нему руки с ядовито-красными ногтями. Во всем обладала моими параметрами и даже идентичным платьем, тесно обнимающим фигуру шелковой тканью.
Изумление во мне смешивалось с десятками проносящихся в голове слабых попыток объяснить ситуацию. Я не боялась ее, потому что не сомневалась в том, кто из нас оригинал.
Страшнее было другое - появление второго Эдварда, что превращалось в переизбыток его личностей на квадратный метр. Слишком много для меня. Я переводила глаза с одного мужчины на другого, всматривалась в надежде понять, кто из них обоих настоящий. Тот, кто спрятал за своей спиной, заботясь и оберегая, или тот, кто не отрывал от меня взгляда и говорил таким родным голосом.
- Алария, - позвал вышедший из боковой двери Эд, - послушай. Очень важно, чтобы ты поверила мне. Нам нужно уходить отсюда как можно скорее.
- Аля, - стоявший рядом со мной мужчина схватил мою руку, когда сделала шаг по направлению к появившемуся позднее Эду, - куда ты собралась?
Находясь между двух огней, я не знала, кому верить. Удерживающий за запястье Эдвард уже спасал меня от галлюцинации прошлого. Единственной ли? Последней? Вдруг все снова иллюзия, как и воссозданный вместе с амстердамским кабинетом и фамильным кольцом Анри?
- Аля, поверь мне, - вновь попросил появившийся вторым вампир. - Я хочу помочь тебе.
- Скажи, о чем я думаю? - я обратилась к тому, кто был ближе.
- Не могу, - серьезным тоном процедил Эдвард. - Здесь не могу.
Он хотел что-то еще сказать, может быть объяснить, вот только я не стала слушать. Напрягла мышцы руки в попытке высвободить запястье и оглянулась на другого Эда, все еще находившегося на расстоянии нескольких метров.
Сможет ли он ответить на довольно простой для слышащего мысли вопрос? Скажет ли, что думаю о нем, вернее о дне последней ссоры?
Наконец-то удалось вернуть свободу, но не без помощи моей копии, бросившейся на шею Эдварду. Она выглядела в край испуганной, буквально ищущей его помощи и защиты.
- Никак не можешь забыть, потому что все еще больно, - гипнотизируя своими глазами произнес второй Эд и сделал шаг ко мне. - Сколько можно, Аля? Ведь прошло уже столько времени.
- Эд, - скачущим на грани истерики голосом выдохнула копия и крепко ухватилась за локоть стоявшего рядом со мной мужчины, - мне страшно. Пожалуйста, уведи меня отсюда. Пойдем, прошу тебя.
- Сколько прошло..., - без интонации вопроса повторила я и шагнула к назвавшему мои мысли. - Сколько бы ни прошло я...
Я не смогла закончить фразу, озвучить свой приговор после того, как потратила все силы на отрицание. Безуспешно, потому что Эдвард все еще был нужен мне, как доза крови для продолжения жизни. Потому что я не смогла заставить себя разлюбить после того, как он превратил мое сердце в осколки.
- Прости меня, - тот, к кому я шла, протянул свою раскрытую ладонь.
Проигнорировав жест я преодолела последние два метра и остановилась прямо перед мужчиной. Не отводя глаз от него, скользнула подушечками пальцев по скрытому футболкой предплечию вверх и замерла, почувствовав прохладную кожу.
- Эд, они специально путают нас, - застенала повиснувшая на другом вампире девушка из лаборатории. - Они хотят нас разделить. Пожалуйста, Эд.
- Мне так хотелось услышать эти слова, - я поднялась выше и накрыла указательным пальцем такие родные губы. - Но тот, кого я любила, никогда не извинится. Ты ненастоящий.
Усилием воли я отступила назад. Не зная, то ли гордиться тем, что удалось распознать иллюзию. То ли корить за то, что сама себя лишила грез.
- Эд, мне больно, - за моей спиной заверещала копия, напомнив о себе.
- Замолчи уже, - озлобленно зашипела я и, резко развернувшись на сто восемьдесят градусов, впилась пальцами в горло своего клона из лаборатории.

Вид за окном с подсвеченной металлической башней выдавал Париж. На Пале-Бурбон опускался весенний вечер, придав всему розоватое сияние. Когда оно потухнет, можно будет выйти из дома.
А пока в просторной гардеробной я скрываю алые глаза линзами, придающими радужке темно-карий оттенок. Выискиваю нужный аромат среди расставленных на столике стеклянных баночек с духами. И подбираю украшения под платье – футляр с блестящим лифом и матовой юбкой в пол. Того требует мероприятие, программа которого составлена в лучших традициях торжеств старого света.
- Эд, - зову мужчину, находящегося за стеной, в спальне, - ты не поможешь мне надеть колье?
Он, толкнув прикрытую дверь, появляется в комнате спустя пару мгновений. В сшитом на заказ дизайнерском костюме, белой рубашке, с бабочкой и без единого слова, просто всем своим видом выражает недовольство дресскодом. Пересекает гардеробную и, забрав из рук ожерелье с десятком вставленных в оправу прозрачных камней, застегивает замочек.
Рассматриваю в зеркале классического вида черную бабочку, которая так не нравится Эдварду. Поднимаюсь к глазам и, когда взгляды встречаются, улыбаюсь.
- Она тебе идет, - заверяю шепотом, – эротично.
- А колье тебе – нет, - Эд констатирует факт несоответствия украшения наряду и снимает его с шеи.
- Если так не хочешь идти, то спутника на вечер можно найти в эскорте.
- Для этого я и провел в самолете восемь часов, чтобы посмотреть, какого ты мужика выберешь, - его голос звучит спокойно.
Эдвард отступает назад к стеллажу с украшениями и возвращает колье в бархатную коробочку. Он больше ничего не говорит, и я тоже молчу. Достав телефон, наблюдаю за тем, как Эд перебирает драгоценности. Не знаю, чем руководствуется, но, придирчиво осмотрев их, возвращается ко мне с двумя широкими сверкающими кристаллами браслетами.
- Давай сюда руку, - требует дизайнер.
- Я уже собралась в эскорт звонить, - сообщаю как бы невзначай.
- Только попробуй, - предупреждает Эдвард, и поворачивает лицом к зеркалу, - смотри, так лучше.

Не знаю почему сейчас, глядя на закрывшуюся дверь лаборатории, вспоминаю тот вечер в Париже. В него хочется вернуться и остаться в петле времени, чтобы не было ни этих белых стен рукотворного муравейника, ни его жаждущих тесного общения монстров. Один из них сейчас пытается грохнуть Эда, а я ничего не могу сделать, только в сердцах ударить кулаком в дверь.
Внимание привлекают вновь запищавшие мониторы, на которых красным мерцает «dangers», среди столбцов показателей. Они, как китайские иероглифы, значат что-то непонятное, но следуют друг за другом как повторяющаяся ошибка. Рядом заполненный синей ручкой журнал, где указаны совсем другие цифры, скорее всего норма.
Сравнивая показатели по колонкам, обнаруживаю взаимосвязь между температурой и плотностью. Низкие значения в графе градусов Цельсия связаны с высокой плотностью и наоборот, увеличивающаяся температура ведет к уменьшению другого показателя – туман при нагревании расползается как пластилин. Значит, мне нужно разобраться в управлении процессом и превратить холодильник в печку.
- Ты же любишь погорячее, Эд, - уговариваю себя, вводя для регулятора цифру близкую к сауне.
Вторую проблему решить я не могу. Засов герметичного отсека, медленно превращающегося в парилку, перепрограммирован на новый восьмизначный пароль. Угадать невозможно, подобрать еще сложнее, затратнее по времени. Остается только включить расположенные в комнате с инкубаторами камеры, которые передают изображение – два абсолютно одинаковых Эдварда. На первый взгляд. Но если присмотреться, то один из них в обращении с мечом применяет знакомые приемы.

- Рапира? Серьезно? – Эд берет в руки оружие, разглядывает резной эфес и тонкое острое лезвие.
- Меч для девочки был слишком тяжелым. Да и вообще неуместным для гражданских, - поясняю я, сняв с подставки другую шпагу.
Отхожу на расстояние в десять шагов, остановившись в центре заполненной отцовским оружием комнаты, и делаю выпад, рассекая воздух. Прием простой и выполненный лишь для того, чтобы порисоваться перед тем, кто снисходительно усмехается.
- Вызываю тебя на поединок, - хищно сверкаю глазами.
- Я же выиграю, - Эдвард пожимает плечами.
- Когда выиграю я, исполнишь мое желание, - поднимаю ставки дуэли...

Ну что ж, внесу в копилку инфы.
У нас на форуме есть три карты. Для ролевых "Совсем другая сказка" и "Забытый мир" карты делала Изума. Для "Между прошлым и будущим" делала happy girl. В идеале на данный момент два человека, которые реально могут сделать карту. Но сами понимайте, что впрягаться в такую сложную работу за респект и уважуху мало кому интересно.
Объясняю дальше, грубо говоря карта состоит из сделанного в фш псд файла - визуализация карты, и из карты сс. Карта сс или карта стилей - это те цвета которые используются в диалоговой таблице. У нас на сайте они голубые. И чтобы они вписывались в новый дизайн, надо их переделывать. Долго, нудно, с извращениями над собой. Это я к тому же, что бесплатно таким заниматься вряд ли кто-то станет.
Идея заказать карту со встроенными кодами на стороннем сайте замечательная. Очень нравится всем, кроме реалий. Те проекты, которые вы показали (шапка,тело, порог) не подходят под наш сайт. Ибо вёрстка совершенно другая (у нас карта растёт не по вертикали, а в процентном соотношении). + карта стилей (эта та таблица в которой пишут). И никто там, где вы нашли эту красоту, не сделает согласно тому формату, как это нужно на леди.
Даже если заказать, ладно, то все равно потом нужен спец, который разрежет эту карту под таблицу леди.
А разрезать ее смогут снова Изума, happy girl и Лейка. Может кто-то ещё, кто имеет малейшие представление о кодах и веб-дизайне.
Также не стоит забывать, что верстает карту мастер, и у него нужно спросить готов ли он помочь.

Париж, Франция, спустя несколько лет

Говорят, что Париж прекрасен в любое время года, хотя мне, признаться, он милее всего в осеннюю пору затяжных дождей. Люблю я хмурые зацепившиеся за шпиль собора Парижской Богоматери тучи, свежий разбрасывающий волосы ветер и лужи с кругами на воде, в которых догорает листва. Именно таким этот город самый настоящий, правильный, когда дождь смывает позолоту с памятников архитектуры и в утреннем тумане тает розовый флер романтики.
Я сижу за крайним столиком у окна и смотрю на людей. Прячась от непогоды под зонтами, они то и дело проносятся по вымощенной камнями узкой улице, забегают в лавки и магазины, и вновь продолжают торопливое движение вперед. Их жизни ограничены, от того и суетливы бывают чересчур: горят ярко, стремительно и быстро гаснут, как метеоры в ночном небе.
– Бонжур, Алия! – знакомый голос выводит из лабиринта размышлений, поднимаюсь со своего кресла, и молоденькая девушка бросается мне на шею, шепча, - я так соскучилась, мама.
Я не мать ей в том смысле, в каком хотела бы. Такое фактически невозможно уже более двух сотен лет, но все же эту смертную девочку вырастила как родную дочь. Пенелопе уже девятнадцать, она талантливая, умная и красивая девушка, которая знает о моей истинной сущности, но не стремится стать вечной. И я не хочу заставлять ее против воли проходить превращение в монстра, даже если это означает состариться и покинуть мир. Век Пенелопы краток и хрупок, однако именно в этом и заключается реальная жизнь, а все иное лишь существование пустое.
- Я жива?
- Не совсем.
- Но ведь и не мертва?
- Конечно, нет. Ты вечная.
Тогда, более двух сотен лет назад я не имела роскоши выбора. Упав в глухом румынском лесу с лошади, переломав позвоночник, просто лежала на сырой земле, не могла пошевелиться, отчаянно хватала ртом воздух и смотрела в затянутое серым покрывалом небо, понимая, что увидеть лазурь мне больше не суждено. Я умерла в тот день, когда Роксанда, проклятием своим темным заново связав душу с телом, поделилась бессмертием. Силой, жаждой крови и безумием, которые в новой ипостаси растворили Аларию де Рош-Вилльер, представительницу аристократического рода, наследницу семейных владений, жену видного политического деятеля и первую леди завоеванного Амстердама.
Я обнимаю искренне и тепло дочь, радуясь очередной возможности увидеться, и, вернувшись за столик, жду, когда проголодавшаяся после лекций в университете девушка сделает заказ. Сама цежу красное вино с парой капель крови в бокале, что вполне несложно затребовать, обладая даром внушения. Официант уходит и, полностью сосредоточив внимание на мне, Пенелопа начинает рассказывать о своих парижских буднях, успехах в учебе, подругах и парне, с которым встречается. Она говорит долго, описывая даже незначительные события насыщенной юности в столице.
– Вижу, что ты счастлива, дорогая, - произношу, замечая, как горят ее глаза жаждой свершений.
– А ты? – спрашивает дочь, отламывая кусочек шоколадного чизкейка. – Ничем не хочешь поделиться?
Касаюсь яркого украшения с крупным овальным рубином, вставленным в оправу, и улыбаюсь уголками губ. Я могу рассказать Пени об Александре, его тяге к древностям, весьма изысканным и дорогим подаркам. О проведенном с Сульпицией в Вольтерре времени, когда она в очередной раз предлагала стать правой рукой королевы и на постоянной основе занять покои в ее крыле. И еще много о чем, но только не то необъяснимое видение, которое пережила от первого лица путаясь в уровнях и коридорах подземной лаборатории с четким ощущением, будто кто-то неизвестный похитил мою дочь и держит ее там. Посоветовавшаяся касательно этого с семьей Сульпиция считает, что виной всему перегрузка разума, вызванная частым и интенсивным использованием моего таланта. И я склонна верить такому объяснению.
Время с Пенелопой, кажется, летит еще быстрее, чем обычно. Ей пора возвращаться на дополнительные занятия лингвистического курса, поэтому вместе покидаем заведение. Я провожаю девушку до конца улицы, выходящей на шумный бульвар Сен-Мишель, и прощаюсь, вновь заключая в объятия, уже сейчас ощущая, как сильно будет не хватать ее. Но нужно уметь отпустить свое любимое повзрослевшее дитя в большой мир, пусть и напоминая всякий раз при встрече о важности осторожности и благоразумия.
Я смотрю ей вслед, пока не теряю в толпе, а после отправляюсь гулять по латинскому кварталу, бездумно выстраивая маршрут от одной достопримечательности до другой. Дождь никак не унимается, стуча мерно по ткани зонта, и ветер лишь усиливается, обдавая своим северным дыханием. Однако холода не чувствую, только умиротворение, со стороны наблюдая за жизнью. Экран мобильного телефона вспыхивает пришедшим сообщением «Я уже в самолете. Ждать тебя?», одной из немногих тонких нитей с реальностью. Долго смотрю на дисплей, обдумывая, хочу ли уехать из Парижа вместе с Александром, и пишу ответ «Я сяду у иллюминатора».
- У тебя есть мечты, чувства, эмоции?
- У кого же их нет?
- Когда их не станет, тогда не станет и тебя.