Карта ролевой игры "Сумерки"

Дора, очень интересный пост. И я бы даже сказала - личный.

Джаси, рада тебя видеть! Есть предложение открыть желтую газету "вампирские сплетни и бредни".
Будем одновременно главными редакторами и сочинителями. Как тебе вторая за день гениальная идея?

Согласна, и нагло врут, что первый блин комом!


Тссс.... про мой сценический псевдоним ни слова. Хорошо. Тебе пакет крови, музе - мороженое.



Постараюсь быть... Хотя конфет фирменных мне расхотелось.

Мирик, если ты видишь смысл чаепития в "гиперактивном" обществе, буду тебе рада)

Масик, ну как же я могу не радоваться возможности увидеть подругу, разделившую со мной полжизни?
За остальных ручаться не могу. У каждого свои фломастеры.

Карыч, причина у каждого вестимо своя. Кругозор велик. От личных мотивов до религиозно-политических взглядов Лишь бы желание убить было вполне логичным, независимо от осуществления. Идеи можно согласовать с Дайдимой и написать по паре флешбеков, если интересно. а можно и просто парой строк упомянуть, почему точишь зуб на королеву.

Бар, как я соскучилась по тебе, белому и пушистому уже и забыла почти как шкурка твоя выглядит
Лисена, она такая, вон и мне в гробике полежать не дает все генерирует гениальные идеи.
Лей, мне так нравится твой энтузиазм! но мы с Лисеной легко не дадимся тебе в лапы, правда Лис?
Таня, теперь и я смайлом любуюсь, хотя вроде бы и не по этой части

Уговорила, плутовка забрасываю диету.



Поиграть не значит поддаваться. Я бы тоже не отказалась от кой чего...

Танюш, ты же знаешь, что я скромная провинциальная девушка с моральными принципами 18 века и замашками Гитлера

Бар, теперь иди вдоль и еще долго все будет просто замечательно

Леечка, пока да, но если что, я всегда за вампирско-волчий вариант игры в "кошки-мышки"

Венеция

Азарт преодоления и острота ощущений придают любви сходство с охотой. И так же, как и во всякой охоте, ее участниками становятся охотник и жертва.

В моем понимании львиная доля браков представляла собой не более чем сделку, связывающую двух людей лишь на основе выгоды. Примером таковой пары служили мои родители, столь разные по своей природе, что робким росткам привязанности и духовной близости никогда не хватило бы силы пробить толстую броню взаимного недопонимания. Всем своим поведением отец напоминал мне огонь: яркий человек с горячим сердцем, преданным своей земле, горам и лугам величественных Альп, опасный, как затерявшееся в глухом вековом лесу пламя сотни пожаров, но вместе с тем согревающий теплом и заботой своих детей, привнося в наше детство толику своей бескрайней свободы. И рядом с ним мать, будто вырезанная изо льда женская скульптура, во всем идеальная и правильная, живущая рамками своего воспитания, титула и места в обществе. Я никогда не закрывала глаза на правду, понимая, что огонь и лед объединяют долг и уважение, но все равно пропасть между ними непреодолима.
Мое супружество обернулось тем же: удачным союзом двух знатных домов и трагедией абсолютно разных характеров и нравов. В этой изысканной золотой клетке, инкрустированной бриллиантами, сапфирами и изумрудами, нашлось место лишь равнодушию, переросшему в презрение, безмолвной ненависти к тому, кто заставлял играть роль великосветской дамы, благоденственной и покорной. Я не выносила шик и лоск интриг и сплетен Амстердама, задыхаясь в его тайнах. А граф терпеть не мог любого проявления свободы, с его точки зрения непозволительной для первой леди завоеванной Наполеоном Голландии, будь то умелое фехтование, способное выбить шпагу из рук мужа за пять минут или же меткая стрельба на охоте, последним смертоносным выстрелом определяющая принадлежность трофея. И только вампирская вечность расставила все по местам…
- Твои пальцы холодны как лед, - замечает граф.
- Никогда, слышишь, никогда больше не касайся меня…
- Да и сама ты бледнее снега, - усмешка бьет больнее всего.
- Снег… Наконец-то верное определение найдено … Снег, такой же белый и застывший, такой ненужный и холодный, такой замерший и чужой. Я стала немного другой или даже слишком другой… Такой же… Снег укрывает с головой, как безумие...
Восемнадцатый век полон историями любви, воспетыми поэтами и драматургами, художниками и музыкантами, однако все они пытались воссоздать то, что незримо правит миром, будучи всего-навсего абстракцией, отвлеченным образом, не имеющим прямого аналога в реальности. Понимала это и Анна Болейн, играя с королем в свою опасную игру, вознёсшую ее на трон, и сбросившую с этой вершины на эшафот…

Я улыбаюсь, глядя в блестящие искорками задора, алые глаза Екатерины Медичи, королевы не только внешностью, но и манерой фраз. Пожалуй, она права, будь у исторического прототипа моего костюма такая возможность – Генрих не сносил бы головы.
- В этом случае, Ваш совет был бы очень кстати!

Ее весьма притягательный для моей сегодняшней роли совет звучит на итальянском языке, принося мысли о том, кем же может являться эта женщина. Она изысканна и величественная, как королева, но если даже это всего лишь игра образа, то вряд ли многие могут в правильных пропорциях сочетать расчет и забавы, правила этикета и грань жестокости. Мы могли и не встречаться в прошлом, или же столкнуться, одарив друг друга только мимолетными взглядами, однако интуиция упрямо шепчет, что за маской скрывается женщина из клана. Очередной виток вечности благосклонно преподносит мне вечер в обществе интересной и многогранной личности.
- Обязательно воспользуюсь им! – моим устам все же ближе английский, на котором и отвечаю, чуть более звучный и мелодичный французский, но, к сожалению, не итальянский.

Она засмеялась, увлекая за собой вглубь зала, где маски приобретали вторую жизнь, становясь частью маскарада, где переплетались эпохи и страны, вымышленные персонажи и реальные фигуры своих времен. Женщина шла чуть впереди, шурша слоями разной по текстуре ткани ярко-алой юбки. Я могла поклясться бессмертием, всей тьмой своей души, что в ее голосе и взгляде было что-то неуловимо знакомое. Но дар окутавший дворец оказался сильнее воспоминаний обо всех знакомых незнакомцах окружающих меня.
- Не будут ли слишком большой жестокостью, такие радикальные меры, как сожжение? – поинтересовалась я, замечая на балконе мужчину, костюм которого подходил под описание английского монарха.
- Женщина никогда не скажет мужчине, как сильно он ее обидел. Она покажет ему, как больно он ей сделал, - философски заметила она, когда в поле зрения попал искомый объект. – Или вы не разделяете эту простую истину?
Ее замечание было применимо и к моему прошлому. К тому смертному, которого я собственноручно убила, избавляясь от клетки и оков ненавистного брака, соглашения двух семей, но не сердец. Я бы предпочла навсегда забыть о жизни до вечности, и вовсе не для того, чтобы ошибок прошлого стало хотя бы на треть меньше. Любые воспоминания имеют свойства вновь и вновь приносить боль, пока не сотрутся из памяти, а вампирская память идеальна.
- А где же ваш Генрих и какая участь ожидает его? – давно интересующий вопрос слетел с губ. – В вашем случае предполагается смерть Дианы де Пуатье или двойное убийство? – почему-то мне нравилась эта забава, так беспечно распоряжающаяся чужими судьбами и играющая в жизни известных людей.

Изя, честно говоря, я не вижу смысла в прыжке на год, равно как и на любой другой промежуток времени. Вампирам он добавит только годы, которые и так не считаем. Да и для оборотней выгоду найти сложно, ведь нет же детей и тд, кого хотелось бы видеть постарше и поумнее. В этом вопросе сохраню нейтралитет.

Джар, твои идеи всегда поражали меня своей гениальностью! В теории очень интересный поворот сюжета, особенно часть с контрреволюцией и догорающие небоскребы. Но на практике правящая каста не отдаст корону. Уж повелось, что территория оборотней - леса, а вампиры селятся ближе к источнику питания. Не уверена, что в нашем клыкастом авторитаризме найдется место демократическим идеям дедушки Ленина "земля - крестьянам, фабрики - рабочим". (хотя на этом можно было бы закрутить реальную войну и клевый экшен! Так и вижу вариацию на тему холодной войны Совка и США). В общем я за стандартный расклад: себя в роли лесного партизана не представляю, равно как и оборотня в фамильном замке.

Джас, ну что же ты молчал? Всегда рада помочь с подбором костюма в соответствии с фантазиями.

Изь, я думаю, что из сюжетов можно выбираться и не прокручивая год, ведь только для нас, формально мертвых, время не тикает. А сюжет хоть с новой недели начать можно.

Джар, не расстраивайся, Курилы Японии тоже не отдают. Но мечту не отнять и не убить. Может ты стишок какой наваяешь на эту тему? Мне так нравится твое рифмоблудие.

Фил, очень рада вас видеть



Я думаю, мы можем поискать ключик среди имеющихся, а если не подойдет ни один, то придется придется брать крепость в осаду.

Тогда мне представится честь в полной мере насладиться вашими талантами полководца-завоевателя и с вашего позволения пожелать успехов в этом крестовом походе.

Прага, сентябрь 1809

Мы были самыми обычными богами...
Любили, верили, чудили без чудес.
Учились плату по долгам равнять с долгами
И слушать тех, кто достучался до небес.

Тук-тук-тук… Оно мое. Еще бьется, мерно стучит в груди. Еще живой красный огонь крови бежит по венам. В тишине комнаты лишь поленья трещат в камине, распространяя запах смолы, да по полутьме бродит призрак отсвета пламени, скользит по расписным стенам и потолку незримой рукой, пляшет бликами в прозрачных кристаллах люстры, жаром тянется ко мне. Его дикий, быстрый танец завораживает. Смотрела бы вечность, которой у нас, увы, нет. Он тоже умрет. Быстрее, чем в этой пустыни изо льда, именуемой Амстердамом, погибну я. Не от счастья бегут, меняя города, а от одиночества и пустоты, которые тенью спешат за тобой в роскошные и блистательные европейские столицы, завоеванные Наполеоном. Неслыханная для леди дерзость покинуть страну тюльпанов, не поставив в известность собственного мужа. Бонапартист в который раз будет вне себя от ярости, вызванной тем, что он ничего не может сделать с моим своевольным характером. Лишь в коротких гневных письмах он продолжает винить меня в неуместной ветрености. Сколько из них уже нашло меня в Париже, Мюнхене, Брюсселе. Все они покоятся на столике округлой формы возле моего кресла, распечатанные, прочитанные и перечитанные, но смысл строк по-прежнему ускользает. Читать меж ними страшусь, можно увидеть слишком многое из того, на что по привычке закрываешь глаза, ибо выход из золотой клетки только один…. По крайней мере, я так полагала, доподлинно не ведая ничего о жизни по ту сторону, и не желая спешить на тот свет, дабы проверить.
Время от заката до рассвета тянется медленно, будто стрелки часов и вовсе не хотят двигаться. За окном ночь смотрит беспроглядной тьмой, и метеоритный дождь сыплет падающими с небес звездами. Но погрязшая в своем шике и лоске Прага не поднимает глаз к небесному куполу цвета индиго, дышащему вселенской прохладой. Я тоже давно перестала смотреть на небо и молиться безликим богам. Но сегодня, предавая беснующемуся в камине пламени послания, среди ворога ненужных листов, мною найден нераспечатанный конверт без имени отправителя. Только указанная обратным адресом провинция - Валахия. Пожалуй, я сочла бы все чистейшей воды забавой и скормила бы огню, но сердце колотилось так быстро и гулко, словно ему тесно в грудной клетке и оно бьется о ребра, стремясь покинуть свою темницу. Оно то ли боится и трепещет, то ли предвкушает. И повинуясь его голосу, я изучаю завиток каждой буквы одного единственного предложения – «Я все еще тебя жду». Кто и зачем? И что немаловажно – где именно? Любое проявление мистицизма воспринималось мною с иронией. Всегда, но не сейчас, когда неведомая мне рука, будто засохшей кровь чернил выводила необыкновенную фразу, подписывала конверт с неизвестным мне вензелем, держала над свечой сургуч и ставила на него печать. Мог ли кто-то за сотни миль отсюда чувствовать, что в моей душе февраль, пустая зимняя ночь, укрытая вьюгами и снегами? Или же мне самой хотелось цепляться за эти спасительно-приятные мысли? Я не мучила себя поисками ответов, приказав слугам утром готовиться к отъезду, но в эту ночь мне не спалось…

… Непривычная тишина и легкость во всем теле, будто я находилась в самом настоящем вакуумном пространстве, где отсутствуют даже самые незначительные силы притяжения и давления. Кожу обнимала прохлада, исходившая от твердой горизонтальной поверхности, на которой я лежала. Под подушечками пальцев полировка, мраморная или гранитная. Немалых усилий стоило открыть глаза, словно я спала беспробудным сном несколько столетий. Полная луна ударила ярким серебряным светом. Я попыталась осторожно и медленно подняться – движение вышло плавным и быстрым, будто я весила не больше пушинки. Вокруг замельтешили тени высоких, раскидистых сосен и кресты. И только после глубокого вдоха в легкие ворвался воздух с примесью кладбищенской пыли. Голова живо закружилась, картинка мира пошатнулась, и я вновь вынуждена была искать опору в холодном камне. Подняв руку, я в страхе уставилась на собственную кисть, такие же длинные пальцы и тонкое запястье, однако теперь очертания и линии таяли. Мое тело было полупрозрачным, как у неприкаянного духа, потерявшего свой материальный облик. Даже сквозь ладонь пробивались пучки света лунного диска. Такой же полупрозрачный шелк платья сиял бриллиантовой крошкой.
- Господи, что со мной? – дрожащий от страха шепот царапал горло.
- Ты мертва, - спокойно констатировал противный старческий голос, скрипучий, будто простуженный.
Неожиданный ответ утопил в новой волне ужаса. Я бы рада была лишиться чувств, да только разум не спешил отключаться от перегрузки. Наоборот он жадно впитывал каждый шелест и звук, каждый даже самый незначительный элемент пейзажа, фигуру в длинной темной накидке скрывающей лицо. Взгляд раз за разом штурмовал сгущающийся вокруг неизвестной, вряд ли даже человеческой сущности мрак, однако пробить его так и не смог: ни глаз, ни цвета волос, ни даже рук, лишь неприятный тембр и слова, поверить в правдивость, которых я не могла. Голова шла кругом, слова и мысли стремительно сталкивались и разбегались, так и не успев слететь с губ очередным вопросом. Фигура рассмеялась, будто забавляясь паникой, прочитанной в моих глазах, услышанной в сбивающихся ударах сердца и неровном дыхании.
- Не веришь, так посмотри, на чем сидишь, - предложил голос.
Мрамор, подо мной был серый мрамор надгробия. Плита с надписью «Алария де Рош-Вилльер 26.10.1785 – 25.10.1809». Не дожив до двадцатипятилетия всего день, леди Алия оставила мир смертных. Блуждающее в груди рыдание вырвалось наружу, громким вскриком пронзив могильную тишину ночи на старом кладбище. По щекам потекли соленые ручейки слез, капельками падая на камень. Это все ложь, самая настоящая и безотлагательная. Нет-нет-нет… не верю, хочу жить…

Три буйных времени смешались в амальгаме.
Нас топит прошлое в водовороте тьмы...
Мы были самыми обычными богами...
И мы низвергнуты обычными людьми...

…В одно мгновение я распахнула глаза. Часы пробили девять утра, ночь закончилась, унося с собой этот дурной сон, который я всеми силами души стремилась отогнать от себя. Огонь в камине потух, и оплакивать его бессмысленно. Равно как и себя, пока оно еще бьется… Тук-тук-тук…
…Когда века легли на Терру, бессмертная вновь вспомнила этот сон, вещий, ведь дата не лгала, ее не стало за день до двадцатипятилетия…