Карта ролевой игры "Сумерки"

Лисенка!! хорошо хоть крашена, а не доступна))
Я всегда где-то здеся, сама не знамо где. Очень соскучилась по тебе, дорогая моя! Надо обязательно встретиться как-нибудь

Поверю и даже больше, скажу, что сама скучала очень
Только вот про треугольники ты прибедняешься, ибо меньше квадрата фигуры не разыгрываешь)

Р.S. Лисенка, обещала подробности, а в 7 по мск не явилась в чат( как это называется, подружка?

Сама невинность (что еще вилами по воде писано), приходи в аську и поговорим о геометрических фигурах . Меня сегодня одну оставили: грустно, скучно, одиноко.



Лисен, ну прости я ж говорила, что только апосля 7 по мск домой прихожу

Феликс, если вы не против, хотелось бы поговорить с вами. К сожалению, дома появлюсь поздновато для чата, но буду в асе с 5 по мск.

Лей, предлагаю записаться втроем с Лиской на кулинарные курсы и взять в нагрузку кройку и шитье

Когда не хочешь, то имеешь, имеешь это не ценя…
Когда теряешь, понимаешь — без этого уже нельзя…
Очнувшись поздно, ты жалеешь, жалеешь, что не замечал…
Цени же, что сейчас имеешь…
Люби, пока не потерял…

Этому миру абсолютно безразлично, чего хочешь ты…
Холодным быстрым кристаллом в горах и размерным широким потоком в долине река жизни ни на секунду не прекращает своего бесконечного течения. Она принесет на берега очередную осень: багряный пожар сухих листьев, утренние туманы и частые, долгие дожди. Переполнит необъяснимой тоской и закружит в медленном вальсе меланхолии. Мы не гонимся за временем, в отличие от смертных, не замечающих, что растрачивают его впустую, а смотрим в зеркало, отражающее неизменную данность нашей сущности. Быть может поэтому, забыв о мирской суетности, я не спешила покидать изрезанную каналами Венецию, сполна насладившись обществом себе подобных, приглашенных на удивительный карнавал, возвращающий в те старые времена, когда в моду входили кринолины и собственное сердечко еще билось в груди. Когда старавшаяся привить манеры леди мать заставляла вышивать гладью картины, музицировать и рисовать, не имея должного таланта, а отец вопреки ее воле брал в лес на охоту, учил фехтовать и достаточно метко стрелять.
В один из дней, покрытых легким флером этих милых сердцу воспоминаний, я сидела в уличном кафе, наслаждаясь горячим кофе со сливками, корицей и карамелью, обнимала белый фарфор ладонями, словно пытаясь согреться теплом чашки, и смотрела интернет-каталог диковинных предметов старины, намереваясь пополнить имеющуюся в замке коллекцию. Отец был рьяным коллекционером, на уровне генов передав мне свою страсть. Его оружейная комната просто ломилась от оружия, начиная от зулусских копий и самурайских доспехов и заканчивая рыцарскими латами и кремневыми ружьями. К сожалению, приглянувшиеся мне рапиры с обильно украшенными, позолоченными витыми эфесами, некогда преподнесенные французскому королю, ныне перекочевали в частную собственность и выставлены на продажу. Связавшись с агентом, я узнала, что сие произведение оружейного искусства уже нашло своего владельца некого графа Келлера. Мириться с таким положением вещей я не могла. И пусть даже ради очередного каприза в который раз пришлось играть с фортуной. Знаю, что ой как нехорошо это все, но хочу все равно…
Дом любителя колющего холодного оружия напоминал мне сейф: с виду так же неприступен, подключен к внутренней системе сигнализации, по зову которой в считанные минуты примчится наряд полицейских, оснащен камерами наружного наблюдения, фиксирующими любые движения по всему периметру. Ко всему щепетильный хозяин, уже познакомившийся с аппетитом грабителей, побеспокоился о лазерных лучах, в хаотическом порядке блуждающих по полу, стенам и даже потолку тех залов, где хранились ценности. И если попасть в дом еще казалось вполне возможным, то изучив мудреные лазеры, я пришла к неутешительному выводу – даже отключение электричества не скажется на их работе.
С помощью обыкновенной винтовки и хорошего зрения, присущего нашей братии, были отключены от питания две камеры, отвечающие за парадный вдох. Неспешным прогулочным шагом, я поднялась по гранитному крыльцу, с улыбкой рассматривая перебитые провода. Нужным ключиком от двери стала первоклассная отмычка. Дальше по лестнице на второй этаж, прямиком к тем дверям, распахнув которые, улыбаясь, созерцаешь танцующие алые лучи. Они как живые змеи то тянутся к тебе, то убегают вглубь зала, скользя по полу, предметам и стенам, ползут по люстрам. Избавиться от них, не зная кода охранной системы, можно только одним способом – шагнуть в сеть переплетающихся призрачных прямых. Именно так я и поступила, услышав вой сирены и усмехнувшись этому противному звуку. Полиция будет здесь ровно через 4 минуты…

5 минут спустя…
После второго звонка входную дверь пришлось открыть, но лишь для того, чтобы предстать перед полицейскими во всей красе напуганной и немного взвинченной молодой особы. Будто бы ежась от холода, я смотрела на двух смертных так и застывших на пороге не в силах проронить ни слова. С одной стороны это забавляло, с другой немного выводило из себя, однако не настолько, чтобы отказаться от собственной игры.
- Что здесь происходит? – спросила я, скрестив руки на груди.
- Мисс…, - с трудом произнес представитель правоохранительных органов, не сводя глаз с моего красного пеньюара, за что уже хотелось свернуть ему шею. – В доме сработала сигнализация. – Да что ты? А я и не поняла, что сделала! – Вы здесь живете?
А что еще можно подумать, увидев молодую особу в коротком ночном одеянии из тонкого шелка, лицо которой покрыла грязевая маска, а волосы стянули бигуди? Оба мужчины опустили пистолеты, не очень то и опасные для меня и ожидали ответа.
- Я Камилла Браун, племянница графа Келлера, гощу у него, но дяди сейчас нет, - поспешила произнести я, добавляя в голосок драматизма. – Я ужасно боюсь воров, осмотрите, пожалуйста, дом.
Чего уж греха таить, во мне умирала непризнанная актриса, посему ничего не подозревающие индивиды провели осмотр всех 30 комнат, не заметив ничего необычного, и доложили, что гостье графа можно не опасаться расхитителей коллекции дядюшки. Оба заверили, что их помощью можно воспользоваться в любое время, если возникнут какие-то проблемы, после чего наскучили настолько расспросами о том, сколько еще будет гостить прелестная племянница, что не оставалось другого выбора, как выпроводить их и поблагодарить, закрыв за полицейскими дверь. Вынужденная забава изрядно повеселила, ведь риск и азарт так редко входят в будни вечных. Переодевшись в черный костюм и смыв с лица маску, аккуратно упаковала обе рапиры и, выходя из дома, включила сигнализацию. Вряд ли когда-нибудь я захочу рассказать об этом дне, но где-то в глубине души, горжусь тем, что уже два века сама пишу увлекательную сказку - историю своей жизни вне рамок и запретов времени.

В Монтроттье я вернулась через несколько дней, зная, что уже не застану в замке Лами. Она закончила реставрацию залов, сотворив из ничего маленькое чудо, точную копию того, что о родовом гнезде сохранил дневник памяти, написанный померкшими за столетия синими чернилами. Все вплоть до атмосферы тепла, уюта и счастья, где я и провела все лето. Рано или поздно все понимают, что полного счастья не бывает, и лишь немногие приходят к совершенно противоположному выводу: полное несчастье столь же недостижимо.

Лиса Патрикевна, где ты лазиешь? Я очень соскучилась и хочу тебя увидеть-таки хоть в асе.

Венеция, июль, ночь Феста дель Реденторе


Ночь, странная ночь. Звезд тишина сводит с ума.
Ночь, лунная дочь. Мы так близки, так далеки.
Ночь, странная ночь. Слезы и смех, радость и грех.
Где ты? Ты не молчи. Гаснет в ночи пламя свечи.

Будто возникшая из морских пучин, в них же постепенно и погружающаяся столица каналов и мостов могла бы стать моим любимым городом. Ибо сам воздух здесь пропитан духом прошлого, такого родного и ныне далекого. Но, увы, я не смотрю на мир через розовую вуаль, и сусальная позолота мнимого романтизма Венеции по мне не более чем миф, ежегодно привлекающий сотни и тысячи туристов. Быть может не так уж и плохо, ведь это дает возможность без лишних хлопот наслаждаться кухней народов мира: не только итальянской, но и британской, французской, японской и американской. «Овсянка, мэм» - именно об этом подумала леди в ярко-алом платье с корсетной шнуровкой на спине, едва английский лорд, как и я поселившийся в отеле Danieli, выразил страстное желание познакомиться и проводить меня на гуляния Феста дель Реденторе. «Мечты должны сбываться», - мысленно подытожила я, в знак согласия снисходительно кивнув головой потомственному аристократу. Пожалуй, еще один плюс Венеции – безудержное веселье и калейдоскоп красок шумных праздников, позволяющих скрыться за искусной маской ручной работы. Оставляя лишь глубокие, как бездонные омуты, задумчивые глаза, голодные до темно-шоколадного блеска, внимательно изучающие самоубийцу. Я предпочитаю есть после шести, вдоволь насладившись охотой на жертву, превратив все в забаву с летальным исходом и поздний ужин. Японцы, как суши, такие же безвкусные, если не подаются с васаби и саке, испанцы, как подкрашенная шафраном паэлья, порой настолько острая от смеси приправ, что не мешало бы запить красным вином. Британцы в целом тоже ничего, но настолько чопорны, что даже противно и забавно, особенно, если они приверженцы викторианских традиций.
А вот ночь, накрывшая своим крылом город, бесспорно, была моим излюбленным временем суток, отведенным нам самой природой. Серебристый диск полной луны казался таким близким – лишь руку протяни, но недосягаемым. В мутной воде канала видишь отражение бликов дорожки света, тянувшейся к мосту, и еще более далекие от Земли бриллианты звезд, рассыпанных по шелку цвета индиго, раскрасившего небо недолгой южной ночи. Здесь в стороне от пышного празднества в честь Спасителя, я стояла совершенно одна, почти как тусклое ночное светило, однако покой нарушил тот, кого меньше всего ожидала увидеть. Эдвард словно из ниоткуда появился на мраморной арке моста, медленно направляясь к его середине, как заправский лев – хозяин джунглей, но из камня над поверхностью Адриатического моря. Не нужно было оборачиваться, потому что каждый шаг ощущаешь спиной, а вверх по позвонкам ледяной змейкой ползет его взгляд, путаясь в густых локонах и шелковом золоте лент-завязок маски. Даже у самой хорошей памяти время, а в данном случае не только оно, вырывает воспоминания, как ветер пожелтевшую осеннюю листву у тонких ветвей дерева. Не представляю, что он помнил обо мне, и следовало ли вообще? Вряд ли был бы так безмятежен, зная, что мне свойственно поправлять истину, оставляя взамен то, чего не было. Игры с memory - опасное занятие. Ожидание вплеталось в далекую мелодию, зазвучавшую вдруг пронзительно и тревожно, но сердце давно не билось и не обличало мнимый покой. Эдвард остановился рядом со мной нарочно или случайно… Но, к сожалению, мысли здесь читала не я.

Его слова стали стихами, неизвестными мне рифмованными строками, вызвавшими едва заметную улыбку и самое настоящее удивление. Я повернула голову, встречаясь с холодной сдержанностью золотисто-карих глаз. Он протянул мне розу с большими, будто бархатными, лепестками насыщенно-рубинового оттенка, точь-в-точь как камушки в моем колье. Случайность? Не думаю, но не путаться же в паутине символизма.

За редким исключением давнего знакомства или охоты я привыкла гулять в одиночестве, смотреть в воду Гранд Канала и видеть в ней звезды. Каждому свое. Важно просто не чувствовать себя одинокой – и тогда ни один из мегаполисов не станет давить подобно крышке гроба. Глаза пришлось отвести первой, просто не хватило сил одновременно смотреть, искать ответ и не думать ни о чем «противозаконном», что некоторым знать не положено. Пальцы неуверенно легли между шипами и сжали тонкий стебель цветка.
- Благодарю, но я уже собиралась возвращаться в гостиницу.
- Жаль, - кажется, так просто и равнодушно, хотя быть может именно так и нужно…
Отпустить, чтобы через пару шагов отчаянно захотелось обернуться, ища его глазами, и найти все там же возле причудливых перил. Я никогда не понимала мужчин, возможно, не стремилась, став заложницей стереотипа, верила, что инь и ян обитают на разных планетах, орбитам которых не пересечься никогда, равно как и их логике. Но, все же проговаривая про себя строки, считала их, а не шаги. И остановившись на пятой, произнесла:
- Стихи… Это Байрон?
- Нет. – «Нет!? А чьи же?» - вопрос не нужно было задавать вслух, чтобы получить ответ. – Чтобы узнать, придется остаться, - Эдвард оттолкнулся от мраморной ограды, все с той же небрежностью хищника сокращая расстояние между нами и удерживая мой взгляд. – Но тебе нужно в отель…
Сколько же в этих глазах было самоуверенности хитрого манипулятора, ведь он наверняка понимал, что я наперекор уже сказанному не смогу уйти. Но чего уж греха таить, мне все это нравилось: игривый тембр низкого голоса, самомнение присущее сильным мира сего и искрящиеся золотом глаза, в которых видишь свое отражение. Слишком нравилось. Он знал и о поражении, даже не подтверждай я фиаско.
-Всегда любила эти короткие ясные ночи, когда звезды выглядят еще больше и ярче. Далекие от этого мира, холодные, сияющие и одинокие – такие же, как и мы, почти что вечные, - тихий шепот сорвался с губ. – Хорошо, только для начала помоги мне снять маску, - я повернулась спиной к Эдварду, открывая его взору шелковые ленты карнавального атрибута, завязанные на узел.

Мужчины, я чувствую себя тираном с амнезией, ибо не помню того дня, когда Эд с крыльцом попали в мою личную зависимость)

Эд, Фил смотрю на вашу пару: взаимная любовь друг к другу, списки, цыгане и кабаки... невольно наворачиваются слезы умиления)

Кайус, по-моему в нынешнем возрасте "ребенка" нехватку ремня восполнить уже сложновато)

Здесь скорее "что" - о нехватке ремня говорят ваши методы воспитания)


Вот уж и не знаю, радоваться или расстраиваться...

Однозначно первое, потому как результаты "отцовского воспитания" я вижу в зеркале каждый день)


Как вы пожелаете, перечить не стану, ибо смысла не вижу.

А вот это, осмелюсь напомнить, только мои личные заботы, печали и радости

Лей, смотри, как Эд упрашивает, будто это последнее предсмертное желание. Может подумаешь еще?

Совет вам да любовь... в смысле с интересом почитаю ваши приключения

Она носит маску… А есть ли у нее настоящее лицо?
Нет, она разломала свою индивидуальность на такое количество кусочков, что перестала быть личностью...
Теперь она просто слои бесполезных масок…

Венеция, июль, за час до полуночи

- В десять минут первого у библиотеки Марчиана.
- Я буду с нетерпением ждать вас!
- Не сомневаюсь в этом ни на йоту…

Полночь

Порой странное и необъяснимое ощущение испытываешь, глядя на человека, с которым связана какая-то часть твоей жизни. Смотришь, но вспомнить не можешь ничего: ни единой подробности, связанной с тем, кто физически так близко, всего в нескольких метрах от тебя, однако в других аспектах меж вами пропасть; ни разговоров, ни мыслей, – ровным счетом ничего. Это чувство вызывает удивление и вполне закономерный вопрос: «Знакомы ли мы?». И, казалось бы, у вас нет общих воспоминаний и сожалений, однако один взмах ресниц, неосторожный и красноречивый до слишком неприличного откровения - и чары гипноза меркнут вслед за слетевшей с лица на мостовую золоченой маской. Кто, как не Венеция знает все о фальшивых лицах, которые лучше не пытаться снять, ибо под маской леди может скрываться монстр, а под равнодушием и себялюбием - еще один слой бледно-белого вампирского безразличия ко всему, что не пробивает мраморную броню вокруг уже мертвого сердца.
Ты думаешь, я глупая девочка? А ведь есть в этом мире силы, которые ломают и выворачивают наизнанку любой, даже самый упрямый и заблудший в лабиринтах собственной глупости разум. Как сказал Гельвеций: «мы не рождаемся, а становимся теми, кто мы есть». Следовательно, всякий путь к звездам лежит через тернии, через перевалы, пропасти и скалы.

От слов веет одиночеством, холодным и колючим, как мороз зимней ночи, ибо другим оно и не бывает, однако как по мне совершенно неестественным, ибо никто в здравом уме не станет открывать душу и откровенничать с незнакомкой. Уж так повелось, что и смертные, и вечные обречены на мир, где каждый одинок, но не стремится это изменить, где слова не имеют смысла, зачастую являясь всего лишь ложью.
- Значит у тебя еще предостаточно времени, чтобы найти ту единственную, у которой веры будет в избытке, - пожалуй, это все, что я могла сказать, сдержав при этом желание добавить «передавай привет дьяволу» и найти-таки способ отправить его в Тартар.

***
«Она улыбается, скрываясь за лживой маской, лишь иногда в темное время суток, под непроницаемой вуалью ночной тишины, позволяет себе развязать белоснежные ленты последнего искусственного слоя своего «я». Она хочет быть кукловодом, скользить по острию кинжала, в вальсе с бесконечностью едва касаясь холодного железа, играть со своими марионетками, привязывая к жертве все новые веревочки и дергая за них, с упоением олицетворяя себя с богом чужой вселенной…». Она – это я, а марионетка – человек, тот самый английский лорд, которому не суждено увидеть рассвета.
«Она ветрена и вольна? Она марионетка, загнавшая себя в пустую темную комнату. Кукла, связанная по рукам и ногам лентами, которые ведут к мастеру, вдохнувшему в нее жизнь. Нельзя шагать навстречу чужой власти, протягивая в раскрытых ладонях ценнейший дар – едва заметные нити, привязанные к ее фарфоровым кистям, ибо кукловоду надоест его игрушка. Безжалостно будут разорваны все связи, что объединяли ее тело и его волю. Ночной полумрак, как туман окутывает разбившиеся мечты и пустые воспоминания. Творец нашел новую забаву, в честь которой звучит неизменная мелодия вальса, иголками впивающегося в хрупкую фигуру одинокой куклы…». Она – это я, мастер – воплощение силы, управляющей нашими судьбами и жизнями.

Час после полуночи

Игривые волны ударили по набережной, когда гондола причалила к острову Сан-Джорджо Маджоре. Разбившись о гранит, воды чуть отступили, чтобы обрушиться с новой силой. Мой поздний ужин по закону своих предков относил себя к англиканской церкви, коей Венеция похвастать не могла, вследствие этого мой выбор пал на католический собор, увенчанный статуями ангелов. Некий антураж запланированного все же имел место быть, ведь все уходило корнями в христианство. Но видимо, чопорный любитель овсянки так не считал, что читалось на его лице, когда мужчина подал мне руку, помогая сойти на берег. Изрезанная узорами в виде ромбов площадь, пустынная в это время суток, подхватывала каждый уверенный цокающий звук, издаваемый классическими черными шпильками. Я уверенно направлялась к лестнице, зная, что жертва последует за мной в распахнутые двойные двери.
Хватит и дюжины церквей, чтобы прийти к умозаключению, что в своем внутреннем убранстве они мало отличаются друг от друга. Полутьма, создаваемая отблеском огня свечей, не скрывала умелых рук реставратора, пытавшегося сгладить отпечаток того, что пережила святыня во времена моей смертной жизни, пока вновь не превратилась в трехнефовый храм. До главного алтаря оставалось полпути, когда мой спутник, завершив изучение интерьеров, вдруг начал сыпать вопросами, отвлекая от мысленного планирования трапезы.
- Я видел вас на мосту с мужчиной. Кто это? - что сказать, викторианец со строгим моральным кодексом джентльменства должен все знать.
- Бывший муж, - невпопад отмахнулась я, напрочь позабыв выдуманную историю прошлого.
- Но вы говорили, что он умер, - смертный замялся, будто вспоминая детали. – Несчастный случай в лесах Амазонии.
- Да? – удивленно протянула я, останавливаясь возле колонны. – Значит, он воскрес, - все гениальное просто.
Быть может, иной случай потребовал бы более продуманных ответов, но не этот, ибо бренное тело лорда очень скоро окажется в мутных водах канала, став еще одним обескровленным трупом, подарившим моей вечности новый виток. Несколько метров отделяло хищницу от бешено бьющейся жилки пульса и манящей сладости второй группы крови, однако я не спешила, наслаждаясь атмосферой собора и печальными лазурными глазами брюнета, словно осознавшего наконец-то, что смерть уже на пороге, готова принять его в свои ледяные объятия и передать во власть Харону.
- А я чуть было не заказал для вас обручальное кольцо, - пальцы уверенно коснулись плеча жертвы, задерживаясь на нем, когда послышался его голос, лишенный всякой надежды на ванильное будущее.
В это мгновение зал с главным алтарем брызнул хохотом, а из-за колонны появился любитель стихов и алых роз, невесть как оказавшийся в церкви, подпортив тем самым впечатления позднего ужина с нотками трагизма неразделенной любви с первого взгляда.
- Цирк на дроте, - сквозь рвущийся смех констатировал он, игнорируя злобный испепеляющий взгляд. - Вы продолжайте, не буду отвлекать, - добавил вампир, проходя в полуметре от меня, не скрывая пляски золотистых озорных чертиков.
Никто не паникует, если всё идёт согласно плану, даже если он чудовищен, однако, когда план рушится, как карточный домик от легкого дуновения ветерка, верх берут инстинкты, бегущие впереди осмысления, видимо те самые, что достались нам вместе с проклятием сверкающего в лучах солнца бессмертия. Разрезав воздух моя рука устремилась к его шее в непреодолимом желании как минимум сжать ее в стальные тиски, но алые ноготки лишь задели мрамор кожи, даже не оставив царапин, потому как ответная реакция оказалась в разы быстрее, а его пальцы ощутимо сдавили запястье. Два взгляда схлестнулись в немом поединке, напряженная тишина заполнила временной отрезок в тридцать секунд, нарушенный смертным.
- Я, пожалуй, пойду, - человека, столкнувшегося со сверхъестественным можно назвать героем, спасающимся самым простым методом – бегством.
- Стоять, - прошипела я, глубоко впиваясь полированной сталью ногтей в плечо смертного, ощущая под пальцами горячую влагу стекающей на мою кожу крови, аромат которой ударил в легкие сладостным дурманом, однако мой взгляд все так же был прикован к тому, кто удерживал мое запястье. Следующую фразу адресовала уже ему: – Как я погляжу, тебе жить надоело, раз преследуешь меня? – дар так и рвался наружу из разъяренных глаз, но натыкался на железный контроль, огнем подступая к краю темной радужки.