Карта ролевой игры "Сумерки"

Столкнувшись с преградой, вода точит камень, проросшее семя тянется к свету и крошит прочный асфальт, лава находит трещины в земной коре и выход наружу. Стихия всегда уверена в своих действиях, не ведает страхов и сомнений, которые, увы, оказались не чужды мне. Уверенность в себе затмевает доводы рассудка, превращаясь в излишнюю самоуверенность – опаснейшего и злейшего врага всего разумного, рождая воистину страшные заблуждения, направленные на самого себя. Лишь тот, кто ничего не делает, может не бояться критики и падения с пьедестала, на который сам себя водрузил. Моя заоблачная вершина, мой Олимп забвения рушился, низвергая мое эго на грешную землю. Я же, наивно полагая, что мне под силу мастерски осуществить эту вендетту, отыграв ее в соответствии с изначальным планом мести, глубоко заблуждалась. Признаться, причина не во множестве острых граней и даже не в большом количестве вовлеченных в забаву Немезиды, а исключительно в собственной провальной попытке переступить через себя. Ни одна физическая боль не может и близко соперничать с тем болезненным для гордости и уверенности в себе мигом, когда, не выдерживая морального натиска, в душе что-то ломается.
Несомненно, отчаянное сопротивление дикой кошки придавало охоте алый окрас азарта и адреналина, коим дышал наш недолгий танец смерти, почти сравнявшись для меня с излюбленным наркотически-сладким ощущением страха и растерянности жертвы. Но, увы, от мысли о крови, солоновато-металлической на вкус, разливающейся охрой в радужке глаз, внутри меня все сжалось, сдавливая горло. И отнюдь не привычной болью жажды и предвкушения, а волной истинного отвращения к такому виду «яства». Как истинный гурман, раз за разом внимая голосу своих желаний, я приучила себя к тому, что придает взору бордово-алый оттенок, дарит легкость и силу. Оказалось, замена для меня неприемлема, ведь нельзя заставить реку течь вспять, не загнать под землю росток, увидевший солнце, да и застывшую лаву вновь не вернуть в ядро земли.
Пожалуй, мне было бы легче, если бы золотисто-карий взгляд доктора пронизывало осуждение, но я видела понимание и желание утешить, от чего становилось лишь хуже. Для нашего мира этот гуманный вампир просто нонсенс, который в каждом пытается увидеть что-то положительное. В нем сохранилось слишком много человечности, сопереживания и веры, которые, по моему мнению, и не позволили ему превратиться в безжалостного монстра. По правде говоря, именно этой морали, а не какой-то бессмысленной охоты, мне, сладкоголосой лгунье, стоило у него поучиться.
Мы вернулись к коттеджу Карлайла, где я спешно попрощалась с доктором, заверив его, что со мной все в полном порядке. К сожалению, так легко убедить в этом себя не вышло. Раздражало решительно все: пустынная дорога, заплутавшая меж деревьев, и пустившийся снег, медленно падающий с неба, и вновь наползающие чернильно-фиолетовые сумерки, и даже я сама. Я бы никогда не призналась вслух, но сейчас мне больше всего хотелось вернуться в отель, заказать билет на ближайший рейс и вырваться из этого глухого провинциального городка.… Домой ли? А разве в замке тебя ждут? Ты сама предпочла покинуть Монтроттье. Потому что в некогда согревающих и родных стенах стало на удивление тесно и холодно? Вовсе нет, холодно стало внутри тебя самой и тесно от переполнявшего желания расплаты. И значит, дело вовсе не в географических координатах местонахождения, и не в тех, кто тебя окружает, кто может быть рядом, принося покой и радость.… Хватит!
Автомобиль резко затормозил на перекрестке, скользя шинами по слою льда. Не заглушая двигатель, я вышла из машины, громко хлопнув дверью, и направилась к первому попавшемуся мне на глаза человеку – невысокой девушке лет двадцати, закутанной в теплый пуховик и забавную шапку с помпоном. Она едва заметно вздрогнула, когда я встала у нее на пути, и попыталась обойти меня, шагнув с расчищенной дорожки в скрипучий сугроб. Не дав ей возможности улизнуть, схватила ее за капюшон, заставляя повернуться ко мне лицом.
- Простите, мы знакомы? – щуря глаза с длинными ресницами, в которых запутались мелкие снежинки, спросила она.
- Нет, милая, - певуче протянула я. – Но мне нужна твоя помощь, - глаза полыхнули алым пламенем, затягивая ее в сети моего дара. – Ты должна прогуляться по адресу ***, найти моего друга Барэга Райса и передать ему, что я очень хочу встретиться с ним. А если он не разыщет меня в ближайшее время, то численность этого городка начнет снижаться, надеюсь, мы оба этого не хотим, - опутанная гипнозом девчушка с неописуемым страхом запоминала каждое слово.
Я разжала пальцы, отпуская из захвата ткань и слегка подталкивая вестницу. Она, не оборачиваясь, зашагала по тротуару, чтобы исполнить мою волю и разыскать волка. Провожая ее глазами, я почему-то вспомнила о том, как встречали дурную весть в Древнем Риме. Надеюсь, оборотень не поступит так с той, которую в теории должен защищать от меня.

Джаред, я помню, что ты обещал не всплывать до 8 марта, но если все же проснешься раньше... Начинается кульминация нашего экшена. Вдруг ты захочешь приложить лапу к финалу?

Лисена, очень рада тебя видеть! Я жутко соскучилась) Забегай как-нибудь в асю, поболтаем



Джар, ты вынуждаешь меня идти на страшные подвиги. Оторвать не обещаю, но сорганизовать двойной закрытый перелом попробую.

Я тоже соскучилась очень, что уже почти забыла, как выглядишь попутаю еще с кем



А вот эту фразу мы запишем и будем использовать против тебя в суде, если надуришь

Жизнь порой не справедлива,
Она порочна и грязна!
Готова нож вонзить нам в спину
В тот момент когда нежна!

Она убьёт и не заметит,
Растопчет в пыль твои мечты,
Она ужасна и коварна….
Она такая же – как ты!

В тихом ритме монохромных зимних дней, падающих, словно не выдерживающие своей тяжести снежные наносы на покатых крышах домов, бесследно растворилась первая половина февраля. Определенное количество дней и часов, четкая характеристика временного промежутка, придуманная людьми в попытке обрести контроль над собственными тленными жизнями. Свернувшись в кольцо, египетская змея вечности отрешенно наблюдала за правдой и обманом человеческой скоротечности.
Кофе со сливками, корицей и шоколадом не самый логичный выбор, когда за окном холодной стужей правит ночь. Куда уместнее теплая смесь ароматов специй и винограда, разливающаяся в гранях бокала с глинтвейном. Так напоминая кровь.… Как же моя сущность, диким зверем мечась в тесной клетке самоконтроля, скучала по сладости алого эликсира бессмертия, рычала и билась в цепях, желая дотянуться до окружающих меня живых сосудов. Тук-тук-тук… Одна мелодия становится все ближе, понуждая распахнуть почти черную бездну глаз. Человек прошел мимо, всего в полуметре, оставляя тонкий шлейф четвертой группы крови. Полированная сталь ногтей с французским маникюром оставила царапины на гладкой столешнице из орехового дерева. Напряжение, предвещающее молниеносный выпад, сковало мышцы спины, но тело ни на дюйм не сдвинулось по направлению к потенциальной жертве. А так хотелось создать привычный хаос из порядка. Отвлек мобильный, лежащий на столе рядом с полупустой чашкой кофе.
- Здравствуйте, доктор Карлайл, - будто на расстоянии он улавливает жажду сорваться.
- Алия, как ваши успехи? – звучит из трубки вопрос.
Успехи… Оборотень не внял моим своеобразным мольбам о встрече. Либо он все еще в активном поиске, результаты которого не увенчались успехом, либо уже очень далеко от штата Вашингтон. Трех дней более чем достаточно для того, чтобы оказаться на противоположной стороне земного шара. Взгляд будто невзначай, не задерживаясь ни на миг, скользит по припозднившимся обитателям прилегающего к отелю бара. И как ни странно, угроза расправы до сих пор не приведена в действие. Негоже словам расходиться с делом. Вероятно, кто-то превращается в на удивление гуманную особу.
- Все же реальность куда приятнее моих ожиданий, - довольно тихая емкая фраза как нельзя лучше выражала суть.
- Очень рад. Мне необходимо с вами поговорить по важному делу. Когда вы могли бы приехать? – спросил доктор, чей тон вызвал у меня настороженность.
- Отметая понятие времени, когда вам будет удобно, - вглядываясь за окно в беспроглядную ночь, объятую снежной пургой, ответила я.
Чего же ожидать от встречи? Жестом подозвав официанта, я расплатилась за кофе, уже успевший остыть и потерять часть своего чарующего вкуса, и направилась в свой номер. Уже на лестнице слух вновь уловил сердцебиение, словно навязчивой мелодией раздражающее сознание, отзываясь в каждом нервном окончании. За мной спешил тот самый официант с четвертой группой крови, дразня голодную хищницу. Если бы знал он, что судьба завела его в тупик, то не отважился бы следовать за забывшей на столе телефон женщиной. Остановившись в полумраке коридора, я дождалась его появления и бесшумно вышла из тени, оказавшись прямо у него за спиной.
- Ваш мобильный, - промямлил смертный, вокруг которого плотной аурой сгущался испуг.
Какой знакомый интуитивный страх, делающий кровь еще ароматнее и слаще. Сколько эмоций проступает на юношеском смазливом личике, сколько мыслей, невообразимо смешных и абсурдных, роится в голове. И это ощущения преобладающей и пьянящей власти над жертвой не меркнет и не надоедает даже спустя века. Но сегодня это не забава, не голод, так явно проступающий в радужке глаз, а всего лишь ответ на тишину и нежелание принимать мои правила.
Руки медленно ложатся на хрупкую шею, обвивая холодом ладоней и пальцев горячую кожу, под которой бежит кровь и гулко бьется пульс. Одно быстрое резкое движение, поворот на 90 градусов – и как следствие хруст ломающихся позвонков. Быстрая и почти безболезненная, не дающая запечатленным страницам прошлого пролететь перед глазами, равно как и мечтам будущего, уже никогда не познающим реальности. Труп падает на пол, едва лишившись моей опоры, и живописно раскидывается перед ногами. Мне остается лишь забрать телефон и, переступив через него, продолжить путь в свою комнату. Смерть - это лишь начало...

Уважаемые господа бессмертные, вставлю свои 5 копеек. Мы все взрослые и разумные (хотя да, мне 11 с половиной ), поэтому давайте попробуем обойтись без ссор и обид, хотя это очень-очень тяжело при наших "ангельских" и сложных характерах, когда каждый представляет собой многогранную личность.
Феликс, я думаю, что вполне логично вам пригласить кого-либо на свое усмотрение. Учитывая, что и так пришлось принести огромную жертву в виде маскарадного костюма 16 века))
Дора, может все же передумаешь? Мне кажется, твое появление можно очень гармонично вплести в сюжет. Если хочешь, могли бы поговорить об этом в аське или в чате.
Ева, надеюсь, твое решение не окончательно

И да, Феликс, вы правильно заметили, спутница Кара не канонический персонаж и особой смысловой нагрузки не несет, поэтому оставить ее в Форксе для меня не проблема. Наоборот, даже проще в силу ограниченности времени в реале.

Еще раз прошу, давайте жить дружно!

Очень рада, что эта идея по вкусу вам, как собственно говоря, и мне самой



Вы же знаете, что женщина стремится быть такой, какой ее видит мужчина.

Венеция

Поверхностью морей отражена,
Богатая Венеция почила,
Сырой туман дымился, и луна
Высокие твердыни серебрила.
Чуть виден бег далекого ветрила,
Студеная вечерняя волна
Едва шумит под веслами гондолы
И повторяет звуки баркаролы.
М. Лермонтов

Иногда дни: вчера, сегодня и завтра, - абсолютно идентичны, рутиной сливаются воедино, создавая ощущение, словно все вокруг замирает. Отсутствие в блюде вечности пресловутой остропряной специи элемента внезапности со временем напрочь лишает яство вкуса. В свете этого десерт перемен кажется необычайно желанным и сладким, чем и являлась классика черного курсива письма с приглашением на грандиозное мероприятие в лучших традициях конца позднего средневековья.
Оставляя за спиной уже привычный, заснеженный город, окруженный мрачным густым лесом и скрытый сероватой пеленой туч, я, будто ведомая шелковой нитью клубка Ариадны, спешила пересечь Атлантику, возвращаясь в Старый Свет. Весь перелет я увлеченно беседовала с доктором Карлайлом, помимо медицины, превосходно разбирающимся в иных областях культуры и науки. Ко всему меня успокаивали мысли о скромном подарке волку Барэгу Райсу, сделанном по аналогии со старой историей о трех тварях божьих под номерами один, два и четыре и долгих поисках несуществующего тройки. Надеюсь, и оборотень, послушав леденящие душу рассказы о сценарии убийств, не преминет возможности отыскать третью жертву. Жаль, конечно, что меня ему пока не достать, ибо скопление вампиров не самое безопасное место для обладателя волчьей шкуры.
Впереди ожидала Венеция, словно сошедшая с полотен Каналя, под шум плескающихся вод, качаясь на волнах голубой лагуны. Далекая от правящей городом атмосферы романтики и любви, я лишь единожды посещала его, когда причудливо вьющуюся сеть каналов сковывал лед. Пожалуй, именно эта аномалия запомнилась мне куда больше, чем разыгрываемая на площади комедия дель арте, а также контрасты готики и барокко. Пока гондола медленно скользила по волнам Гранд Канала, Карлайл рассказывал о достопримечательностях, с большего соборах и дворцах, мимо которых мы проплывали. Мне же оставалось слушать.
Я не любила говорить о себе, и даже вовсе не в силу того, что в моем шкафу хранился не один скелет. Для откровений не нужен торжественный повод, однако смертная жизнь осталась далеко в прошлом, а вампирская реальность, невероятно длинная по людским меркам, слишком пресное тесто. Возможно, когда-нибудь занавес тайны приоткроется, но в тот день доктор перестанет видеть во мне ту, кем так нравилось быть в его обществе.
Мы расстались в холле отеля, договорившись о встрече здесь же перед началом карнавала. Едва оказавшись в номере, большую часть дня, я провела перед зеркалом. Тематика карнавала предполагала тяжелое бальное платье и корсет, словом то, от чего я всегда мечтала отказаться, но сегодня неописуемая ностальгия владела мной. Серебристая гладь отражала насыщенное изумрудное платье с квадратным декольте и прозрачной вставкой, модными широкими рукавами и длинной пышной юбкой. Символично скрывать лицо за еще одной маской, искусной работой венецианских умельцев, сочетавших золото, серебро и перья. Согласно красивой легенде принято считать, что на одном из балов в королевском дворце в Лондоне появилась прекрасная незнакомка в зелёном платье - Анна Болейн, а знаменитые «зеленые рукава» - положенное на старинную мелодию посвящение короля. Как бы там ни было, прослывшая ведьмой женщина, достигшая высот и упавшая с Олимпа, прекрасный выбор для вечера.
Спустившись в холл в положенное время, я едва узнала доктора в костюме турецкого султана. Не знаю, чем был обусловлен выбор, но Карлайлу образ необычайно шел.
- Простите, я заставила вас ждать, - произнесла я, непривычно шурша обилием слоев различной по текстуре ткани.
- Совсем нет, - ответил он, предлагая мне руку.
И в старинном здании отеля, и в гондоле посреди Пьяцетты мы привлекали внимание людей. Во всем происходящем: маскарадных костюмах и масках, окружающих каналы зданиях, тихом грудном голосе гондольера, ощущалось хрупкое волшебство. Словно сквозь вырванные куски реальности проглядывает прошлое.
Светлый фасад Дворца дожей отражается в мутной воде, захватывая дух своей величественностью. На балконе, не изменяя предназначения сей праздничной трибуны, королева Сульпиция встречает гостей. Та стальная женщина, которая совладает со всем, обладая властолюбием и непредсказуемостью. Она всего на миг едва улыбается уголками губ, показывая, что узнает меня даже под маской на половину закрывающей лицо. Пир вечных распахивает двери…

Сул, я думаю, что применение дара - интересный ход, но в официальной части кому-то ничего и никого лучше не забывать

Сул, этого красавца не шибко мучай и по возможности оставь, пожалуйста, в живых. Он мне еще нужен

Барэг, я обиделась! Столько "дружим" , а о запасе шамана мне ни-ни.

Джар, а ты, как самый креативный оборотень, в шкурке мохнатой, так сказать при полном параде)

Франция 1817

Свою не полностью осознаем мы силу,
Что каждый день творим добро иль зло.
Кого-то злое слово погубило,
А доброе кого-нибудь спасло.
Слова негромкие, поступки мелкие,
Из тех, что сразу нами забываются,
Мы им совсем не придаем значения,
А слабые от этого ломаются.

Непередаваемое ощущение свободы, головокружительное, пьянящее, словно мир вокруг изменился, утратив часть величия, но в то же время остался прежним, сохранив привычные очертания. Но по правде в нечто совершенно иное, будто сошедшее со страниц мистического фолианта, превратилась я сама, поддаваясь стремительной деградации морали и жажде собственной независимости. Впервые в жизни я на сто процентов была уверена в своих желаниях и силах, знала, что мне делать и как делать. Неуязвима и грациозна, прекрасна как воплощение Афродиты, вольна, будто птица в небесах… Мертва. Так непривычно не ощущать мерного стука своего сердца, в платье из легкой муслиновой ткани выходить в зимнюю стужу под летящие с неба снежные хлопья и не чувствовать холода, смотреть на мир насыщенно алыми глазами хищницы и подобно ирландской Банши являть собой вестницу смерти. И лишь иногда память лезвием клинка режет вены, напоминая о цене вечности. Сколько бы мне минуло в эту осень?
Облака на горизонте начинали пылать розовым заревом восходящего солнца, отражаясь на темно-синей глади моря. Волны вползали на рассветный песок, слизывая следы от копыт арабского скакуна темной масти, рысью мчащегося вдоль побережья к переправе. За несколько золотых лодочник перевозит меня на небольшой крутой остров, большую часть которого занимает старинное аббатство бенедиктинцев. Держа под уздцы лошадь, я поднялась в гору к главным воротам, чудом успевая спрятаться от солнечных лучей под сенью монастыря. Только Аника могла избрать для служения столь отдаленное от дома и экстравагантное место.
Молодая монахиня вела меня по коридору к настоятельнице, шаги эхом отдавались под высокими каменными сводами строения с многовековой историей. Однако мое внимание не привлекали ни фрески, ни цветные витражи длинных окон, все мысли поглотила предстоящая встреча с сестрой. Не потускнел ли с ходом времени живой блеск в ее лазурных глазах? Не появились ли вокруг них первые признаки морщинок? Осталось ли в ее лице все те же плавные и родные черты? Давно простив ее поступок, коренным образом перевернувший мою жизнь, я более всего на свете хотела увидеть любимую младшую сестру, скучая по ее задорному колокольчику-голосу, наивной привычке видеть во всех, кто ее окружал, только положительное. Моя проводница остановилась у тяжелой деревянной двери, за которой находились покои настоятельницы монастыря и, заверив, что меня ожидают, поспешила удалиться.
Едва слышно скрипнули петли двери, и я, сделав несколько шагов, попала внутрь полукруглой комнаты, обставленной довольно просто. Меня встречала женщина в рясе, довольно молодо выглядящая для своей должности при монастыре. Ее голос разлился по помещению мелодичным журчанием ручья.

- Приветствую вас, настоятельница, - подобие проявления этикета, выраженного в форме запоздало приклоненной головы, и я продолжаю свою речь: - Меня не интересует служение и, к сожалению, исповедаться в стенах храма я тоже не намерена. С вашего позволения я хотела бы повидаться с одной из послушниц, Аникой де Рош-Вилльер.
Мои слова вызвали холодную улыбку, природа которой осталась для меня неизвестной. Она обошла стол, присаживаясь в бархатное кресло, жестом предлагая мне находящийся напротив стул с кованными витыми ножками. Не отказываясь от гостеприимства, я последовала ее примеру, удобно располагаясь на нем.
- Мне очень жаль, но я не могу помочь вам в силу того, что Аника пропала сегодня ночью, - она подняла на меня сверкающие рубины глаз, умудренные не одним веком существования на грешной земле, всем своим видом показывая, что такая же, как и я, создание ночи.
Я сделала вдох, силясь произнести хоть что-то, однако слова так и не слетели с губ. Отчетливо понимая, что только кровь моей сестры может алеть в радужке глаз собеседницы, отчаянно не желала верить в правдивость неутешительных выводов, не говоря уже о том, чтобы вслух задать вопрос, бьющийся на языке. Искренность потерять очень легко, но это — наше единственное истинное достояние, это — наш последний рубеж. Надеюсь, что женщина еще не переступила его, и я услышу из ее уст правду.
- Но только вам известно, найдут ли ее живой, - тихо, но отчетливо произнесла я, положив одну руку на столешницу наклоняясь ближе к ней. – И только вам, - снова ударение на обращении: - известно, где необходимо искать, чтобы поиски увенчались успехом. Не так ли?
Дельфийские оракулы всегда изъяснялись загадками, но сидящая передо мной вампирша пошла по иному пути. Она не стремилась запутать меня, сбить с курса, распыляя мои мысли, или обмануть, однако давать четкого ответа на мой вопрос тоже не стала. Вместо этого сложила руки на стол и, упираясь локтями в темно-ореховое дерево, подперла длинными изящными пальцами подбородок. И снова усмешка, будто я вновь маленькое неразумное дитя. С той поры, когда я носила короткие детские платья, прошло много лет, хотя даже в последнюю встречу мать продолжала видеть во мне ребенка, более никому не прощу этого снисходительного всезнающего взгляда.
- Даже если и так, то прямых доказательств нет, а домыслы слишком мало весят. Если хотите увидеть во мне врага, ваше право, но мои неприятели долго не живут, - певуче протянула женщина, ничуть не угрожая, а скорее извещая меня. – Но я дам один единственный шанс уйти, не привлекая свою охрану, чтобы вы, моя милая, могли осознать, кого обвиняете. Ведь имя Дайдима вам о чем-нибудь говорит?
Смутно, но все же я представляла, куда она клонит. Тронь я ее хоть пальцем, слуги тот час же схватят меня, и костер навеки поглотит мое мраморное тело. Посему поднялась со своего места, безмолвно, ненавидя себя за это отступление, понимая, что вендетта не уменьшит боль утраты, но хотя бы принесет отголоски покоя в сердце. Уходя, я утешала себя мыслью, что земля круглая, и она, равно как и бессмертие, не имеет конца. Вечность не требует спешки, а жертвуя малым, посредством гамбита достигаешь своей цели. Время имеет смысл лишь там, где ведется его подсчет, бесконечность же создает другие условности.

Папусь, ты же самый гуманный вампирский дохтур! Это лучше любого дара!

Венеция

Открыв глаза, желаешь видеть небо.
И за дорожкой звёзд последуешь ты слепо.
В надежде, в поисках своей мечты…
Но разобьёшься, прыгнув с высоты.
С той высоты горы, что нам диктует вечность
В сплошную бездну, в слепую бесконечность…

Огромным, изысканным залом для приемов правил неосязаемый, ледяной дух бессмертия, частица которого жила в каждом из нас. Скрывалась где-то глубоко под слоями ярких тканей маскарадных костюмов, под прочным мрамором бледных тел, там, где на пересечении ныне очерствевшей души и мертвого сердца рождалась и умирала гармония бытия. Там обитали страницы воспоминаний, чернильно-фиолетовые записи которых, обрываясь, взрывались кровавыми завитками курсива новой ипостаси. В иной реальности греческие скульптуры открывали голубые и карие глаза, полные ужаса, медленно сводившего их с ума, и благоухали дивными тонкими ароматами крови. Как долго я продержала на короткой цепи свои маленькие пристрастия, но, пожалуй, сегодня притворство не имеет смысла… Улыбка предвкушения обнажила клыки, наводя еще больше страха на зачарованные творения вампирских способностей. Хозяйка дворца всегда умела мастерски «сервировать стол», превращая «каждое блюдо» в живое произведение искусства. Новаторство и классика шли рука об руку. Картины именитых художников того времени, покрытые орнаментом позолоченные рамы и канделябры. Не удивлюсь, если одним из них окажется менора из Иерусалимского храма. Среди гула сердец античных статуй далекая мелодия, кажется лютня, словно прошедшая сквозь столетия, но не утратившая волнующей полноты звучания. В этих стенах XXI век рассыпался в пыль, затягивая во временную воронку, дном которой стал XVI век.
Высокая стройная женщина неспешно продвигалась в центр зала, всем своим видом привлекая внимание: но не прекрасным темно-кровавым платьем, расшитым играющими на свету рубинами, не высоким воротником в стиле излюбленного персонажа старины – Екатерины Медичи, а скорее своей неповторимой королевской осанкой и манерами, которые моя мать назвала бы эталоном. В одной руке Сульпиция держала золотую маску, пальцы другой аккуратно сжимали хрустальную ножку бокала.
- Вы о чем-то задумались? – спросил доктор Карлайл, предлагая мне бокал с янтарной жидкостью, на что я ответила ему безмолвной улыбкой благодарности.
Стоит ли скрывать от него наличие знакомых мне лиц? Моего случайного любителя холодного оружия, окруженного дамами? Или историю знакомства с пригласившей меня на карнавал? А разве маска не предназначена для того, чтобы тайны по-прежнему оставались за семью печатями? Но река мыслей течет вспять, к истокам…

…Не сложно догадаться, что не без участия волшебства, я оказалась там, куда для своего же блага лучше попадать исключительно гостьей и только по приглашению. Разве что соискатель смерти обретет в Вольтерре желаемое, хотя даже мне сложно представить, что ему придется пройти, прежде чем навсегда утратить бессмертие. Алые глаза хищников, обитателей сего темного порядка и величественных мрачных стен еще не тот удел, которому окончательно подчинился мой разум… Меня еще беспокоят фиолетовые чернила не превращённых в прах листов. Хотя не стану скрывать незаурядный магнетизм и расположенность к.… Но, не продолжая, пока мои крылья именуются свободой.
… Достаточно просторная квадратная комната с узкими длинными окнами, бросающими солнечный свет на покрытый лаком ореховый паркет и расположенные в центре черные и белые квадраты самой настоящей шахматной доски. Фигуры не вырезаны из слоновой кости или дорогого массива красного дерева. Они теплые, живые, смертные… По воле жанра марионетки, но короли увенчанные позолоченными коронами и ферзи, сияющие диадемами в волосах. Вдыхая раскаленный их демонами воздух, ласкаешь взглядом спасительную голодную сталь острых клинков, которые они сжимают в руках. Белое против черного, извечная борьба на чашах весов, древняя как мир… игра до последнего хода, знаменующегося матом.
- Благодарю за приглашение, - реверанс в соответствии с правилами этикета.
Едва заметная холодная улыбка королевы, ожидающей на середине доски. Военачальники, огонь и лед, встречаются, окидывая взором свои импровизированные армии держащей наготове точные копии тех реликтов, которыми я искренне восхищалась, слушая о жизни чарующе жестокой стали, обретшей дом в Вольтерре.
- Как гостье, предлагаю вам возглавить белое воинство, - предложила Сульпиция.
- Если позволите, мне ближе черные, - незамедлительно последовал ответ.
В знак согласия она направляется к ряду смертных в белоснежных одеждах, расшитых на груди золотой нитью, определяющей их значимость в партии. Струящийся шелк красного платья скользит по снегу фигур, выбирая первую жертву, одну из центральных пешек.
- Е2 на Е3, - громко произносит она, следя за перемещением на одну клетку. – Вам ближе ночь и тьма? – неожиданно звучит певучий вопрос.
- Хоть мы создания ночи, но все куда прозаичнее. На черном не видно следов крови, - я пояснила свой выбор и остановилась подле коня. - B8-C6.
- Рветесь в бой и к победе? – предположила женщина, наблюдая за перемещениями моей фигуры. – F1-C4.
Ее слон послушно двинулся вперед, нисколько не противясь силе чар, опутывающих его сознание так крепко, что любой приказ королевы исполнялся беспрекословно. Могла ли я найти отголоски личности в пустых, стеклянных глазах и тягаться с мощью дара, дергающего за ниточки одновременно 32 тела? Пожалуй, моему разуму не составило бы труда отвоевать несколько смертных у рассеянного по залу таланта, прежде чем манипуляция будет раскрыта… Но куда важнее сейчас нить забавы иного рода, где каждый шаг имел столько же веса, сколько и следующий за ним вопрос вечной.
- Недооценивать соперницу в вашем лице не стану, но и скрывать желаний тоже. Е7 на Е6, - касаясь голубым шелком длинных рукавов своих воинов, я перешла к первому ряду пешек. – Уж не мат ли в три хода разыгрывали вы?
Словно делая для себя определенные выводы, она вернулась к тяжелым фигурам…
… Используя сразу два лезвия, черная ладья сносит голову слону, плавно и легко, будто масло. Тело падает на паркет, пульсирующими толчками выплескивая кровь, мешающуюся на полу в коктейль из артериального и венозного нектара… Огонь и лед не замечают первой жертвы. Слишком увлечены, слишком малодушны и азартны.
- Вам так необходим мой ферзь? - эта мысль за последний час не в первый раз посещает меня.
- Доска полна фигур, но предпочтительна для вас одна. Переплетение власти и силы… Ничего или все – залог вашей крайности. Без нее партия моя, - соглашаясь, произносит Сульпиция, приоткрывая свои планы. – Я слышала, вы покидаете Вольтерру. Так быстро пресытились здешними сокровищами?
- Истинные сокровища замка навсегда останутся в моих воспоминаниях…
… Косой удар вскрывает грудную клетку моему ферзю, диадема летит на пол с глухим ударом, белая валькирия опускается на колени следом за ней…

Разбивая пелену воспоминаний, врывается реальность, маскарад, на новых листах выводя алой акварелью свежую историю. Королева останавливается в центре зала, улыбаясь собравшимся проклятым гостям, и поднимает бокал в честь начала пиршества.

Шахматная партия меркнет, словно эту страницу вырывают из моего дневника, пеплом развевая на ветру. Внезапно гаснет весь свет, погружая залу в беспроглядный мрак, всего мгновение во тьме и по одной начинают зажигаться свечи, кажется, возвращается все, но… Тяжесть зеленых оков корсета, плотно облегающего тело, вновь становится привычной, почти родной, напоминая о первом бале и рукописных воспоминаниях в уже начинающем тлеть ворохе листов, исписанных фиолетовыми чернилами. Ты снова та леди Алия среди незнакомцев.

Венеция

Зажгутся в замке свечи светом звёзд…
И Пыль Веков, мерцая невесомо,
Украсит пустоту большого дома,
Что бережно хранит Забвенье Грёз…

Зияя дырами прошлого, во дворце дожей правил карнавал бессмертных, погрязших в забвенье. На пересечении двух нитей знака бесконечности, ложащихся крестом друг на друга, сошлись прошлое и настоящее, разделенные тонким, но необычайно прочным стеклом. Жадно прильнув к незримой грани, сегодня вглядывалось в двухсотлетнюю бездну вчера, ища ответы там, где их заведомо быть не могло в силу неверной постановки самих вопросов. Словно забывая, что минувшее неизменно, нерушимо, однако вместе с тем утекает все дальше в небытие, окунаясь в воды Леты. И вновь забвение, сжимающее в руках смысл каждого поступка, как ключи от всех дверей. Наглухо закрытых, ведь им надлежит остаться вне власти перемен, однако покрытых сетью царапин и борозд, в надежде, что их можно распахнуть настежь, узнать, к чему привело бы иное решение, а возможно и чем пришлось бы за него заплатить. А цену имеет все, даже если не замечаешь, чего именно лишаешься, даже если сейчас это пустяк, всего лишь взмах крыльев бабочки, однако завтра он решит судьбу всей империи, оставив правителю смиренно преклонить голову. Сегодня ты танцуешь на балу. Та или иная? Как знать? Искусно, привычно пряча за сиянием маски мечты, тоску и… любовь? Острый, безжизненный кусок чистейшего арктического льда навеки похоронил в себе все, что согревало остатки души, медленно растворяющейся во мгле. Кокон окружающего мрака вторичен, он не столь беспросветен, как внутренняя тьма, которую можно вырвать лишь с сердцем, оставляя в груди пустоту. Они исчезают по цепочке, ненужные и желанные, тонут либо в незаметно разрастающейся тьме, либо в бессодержательности отсутствия рая и ада. Это несет в себе яд неминуемой смерти, пусть ты, уподобляясь кровавым языческим божествам, и обрела вечность, сведя свое существование к развернутой на 90 градусов восьмерке. И что же? Тебя утомило два столетия, опостылев настолько, что на белом свете нет хуже проклятия. Тебя изнутри убили собственные слабости, слишком прекрасные и сладкие, чтобы хоть в одном из параллельных альтернатив-миров сказать уверенное «нет», позволив себе жить вне истории с известным исходом. И когда последний островок под названием «Надежда» исчезнет в хаосе мглы, окружающий мир станет абсолютно бесполезным, ненужным. А дорожил ли он сам тобой хоть короткий миг, меньший, чем доля наносекунды? Хочешь снова тешиться ложью? О нет, знай же, он даже не заметит.

Карпаты, север Валахии 1830
Красавица с большими черными глазами и длинными черными, как смоль, волосами стояла на краю крутого обрыва. За ее спиной темнел густой елово-пихтовый лес, а впереди простиралась пропасть, на дне которой хрусталем играл бурный ледяной поток. Осеннее солнце, холодное и тусклое, золотило нити паутины, приносящий запах смолы и хвои ветер будто напевал ее имя. Роксанда. Словно путаясь среди еловых лапок и взбираясь по конусовидной кроне, впитываясь в корни и пронимая в землю. Роксанда. Вторило его дыхание, смешиваясь с гулом воды в хляби, стремясь в прозрачную лазурь неба. Темный деревенский люд, выращенный на мифах о вампирах и оборотнях, окрестил ее вылвой, но ее имя никогда не станет частью легенд. Всего один неосторожный шаг – и ведьма сорвется вниз. Пугает ли ее это? Ничуть. Раскинув руки ладонями к небесной тверди, она будто дышала флорой, поглощая силы природы, как истинная вылва Пэдурий.
- Ты проделала долгий путь, - открыв ночь глаз, прошептала она в никуда. – Зачем? Вокруг тебя течет вечность… Что еще тебе нужно?
-… и умирают все, кто мне дорог, - дополнил ее слова мой голос, и я вышла из тени дерева в лучи заходящего светила. – Я потеряла больше, чем приобрела и хочу это изменить.
К чему бессмертие, если оно неустанно множит ошибки, рвет на лоскуты человеческое прошлое, превращая родное в прах? Ныне в груди обосновалось нечто иное, еще более капризное и безжалостное, пришедшее извне, созданное темной стороной, чтобы стать тем нежным ядом, который убьет. Не стремясь к гармонии, оно изживет себя, едва хозяин окажется в объятиях смерти. Но теперь последняя являет собой призрака в прозрачном тонком шелке. Круг замыкается в безвыходности.
- Ты напоминаешь мне тех, кто хочет найти путь в Каутаць-ши-де-урмэ-ну-й-май-даць.* В себе искать не пробовала? Поверь, там скрыты все истины, – кутаясь в цветастую шаль и позванивая радугой ниток-бус, она скользит по краю в направлении меня. – А любишь ли ты хоть кого-то, не ставшего еще фантомом прошлого?
- Да.
- И это ты видишь утром в серебристой глади зеркала, - соглашаясь, приторно сладко пропела Роксанда. - Любить — это глагол, а не существительное. Это не какая-то вещь, определенная раз и навсегда… Любить значит жить. Твои же речи сквозят лишь тоской. Вернись, когда поймешь и узнаешь цену.
Тишина вновь покрывалом ложилась на резкие заостренные линии окрестного пейзажа. Ее глаза обратились к свету, ласкающему белую рубаху и алый сарафан, а линия губ сломалась в ухмылке. Немыслимым образом отыскивая слабину, цыганка уличала во лжи, поднимая волны негодования, током бегущего по коже. Взрыв сверхновой ознаменовал иссякшее терпение. Да и можно ли остаться равнодушной, когда подобное заявление режет больнее заточенной стали? Верно, не ради этих слов покинуты пенаты суетного Парижа, где леди Алия сияет лучшими нарядами всех разновидностей кварца. В столице нет той правды, коей живет внешне простоватая и до безвкусия пестрая ведьма. Она стала катализатором для веществ сверхновой. Минорный удел разочарования не коснулся меня, она оправдала слагаемые о ней сказания. Еще при жизни…Настоящая вылва.
***
Свирель ли, скрипка ли забытая играет?
Вновь в замке бал, и кружатся легко
Флёр ароматов, шелесты шелков…
Всё то, что тайна ночи воплощает.

Вплетая в волосы живые цветы, символично придавала себе чуточку обречённой жизни с нежно-кремовыми лепестками. Надевая маску венецианских мастеров, прятала истинное лицо, играя роль Анны Болейн. Но все потеряло смысл, когда подлинная амнезия волной накрыла присутствующих на балу, превращая всех в тех, кем они желали быть в эту дивную ночь. Екатерина Медичи плыла медленно и чинно, неся себя так, что даже вырезанная из слоновой кости ферзь позавидовала бы ее королевской осанке и грации, не преминув возможностью подло пустить нож в спину. Ее лицо тоже скрывала маска, однако и без нее я не узнала бы бессмертную со светло-алебастровой кожей. Как и никого из тех, с кем прежде связывало общее прошлое. Весьма удобно, если встреча нежелательна, и слишком печально, когда считаешь дни до возможности вновь увидеть. Пригубила красное вино, безошибочно узнавая в перекатывающейся острой сладостью на языке алой жидкости Шато-Мутон-Ротшильд урожая 1947 года и несколько капель крови. Женщины из одной эпохи, никогда не видевшие друг друга в реальности, на карнавале вечных после выполненного по всем канонам реверанса исполняют роли.
- Мы не встречались при жизни, - замечает Екатерина Медичи, играя выбранным образом.
- Вы правы. К сожалению, Генрих слишком рано обезглавил меня.
- Кажется, я видела вашего супруга среди гостей, - с улыбкой произносит вечная в бордово-алом платье, что еще больше отрывает от реальности, ввергая в забаву.

*румынская мифология, вымышленный город «Ищите-не-отыщите».