Карта ролевой игры "Сумерки"

Главное правило во всех этих психологических играх – идти до конца. Часто задающий правила ждет отпора, ждет, что ты будешь сопротивляться, отстаивать свою точку зрения, свои принципы, не дашь сломить себя. Редкий манипулятор задается вопросом, а что будет, если кто-то сделает так, как я хочу? Будет ли это то, чего я и намеревался достичь? Или же это будет нечто извращенное и неподходящее?
Главное различие между мной и Милордом, видимо заключалась в этом. Я прекрасно понимала, что мне доставляет удовольствие видеть, как он смотрит на меня. И в тоже время сейчас прекрасно контролировала себя, зная, что все это может в секунду разрушиться и оказаться не тем, чем есть. Видимо именно это и позволяло мне с твердой уверенностью утверждать, что в любой момент я смогу сдержаться и не высказать, что думаю о его словах, и, конечно, же не сделать того, чего мне действительно хотелось.

- Растапливайте, раз по вашему мнению так будет наиболее подходяще, - я хищно улыбнулась и заправив непослушную светлую прядку за ухо, резко встала со своего кресла, сняла балеро и аккуратно положила его на спинку. Все для Вас, ни в чем себе не отказывайте, что называется. Только не кусайте локти, что все получится не так, как задумывалось изначально. Я подошла к Маркусу почти вплотную и, развернувшись спиной, добавила: - Не могли бы Вы мне помочь с молнией на топе? О да, кстати! За полтора часа я не только успею собраться, но и так же выкупить соседний номер, где смогу ходить в том виде, в котором хочу я. Надеюсь, на это у вас возражений не будет?
И да, конечно, на ресепшн я пойду именно в том виде, который мне предложил Маркус….

Забавно, что хоть ты и можешь прекрасно понимать свои действия и не координировать их с тем, что чувствуешь, в определенные моменты хочешь сбросить оковы контроля и позволит взять верх эмоциям, полностью погрузившись в чувствование. Наверное, я уже слишком долго являюсь вампиром, редко поддаваясь таким порывам. И даже сейчас, когда его пальцы почти любовно касались моей спины, сейчас, когда впору утонуть в неге и замурлыкать от удовольствия, я знала, что здесь есть подвох. Насколько я уже успела понять, Маркус любил это замечательный прием: позволить своей «жертве» расслабиться, чтобы потом выплеснуть на нее очередную порцию чего-нибудь совершенно отстраненного или даже неприятного.

Боги и Демиурги! Ну вот кто мне сможет объяснить, зачем женщине говорить, что она божественно красива, но от этого «невероятно скучна»? Зачем эту самую женщину брать с собой через океан и звать в оперу, если вокруг так много несовершенных и интересных? Как ни странно, такое заявление вызвало у меня лишь усмешку, позволив разуму перестать смаковать ощущение прикосновения и начать критически оценивать все происходящее. И заметить, что пальцы милорда уже перешли к стадии расстегивания моей юбки.

Я улыбнулась сама себе, затем резко развернулась, схватив его за руку, давая понять, что с юбкой могу справиться сама, и с насмешкой посмотрела на него.
- Откуда Вам знать, Милорд, что я буду против? Может мне нравится, когда по моей коже проходятся веничком из перьев?- на секунду замолчать, пристально глядя ему в глаза, и тут же добавить: - К тому же если это будет не женщина, а мужчина, я смогу получить двойное удовольствие…Если не тройное.
Совершенно невинно улыбнуться и наконец отпустить его руку. Я коварна? Нет-нет. Я не коварна. Совсем. Дать кому-то нечто желанное и ценное, а потом сказать, что это на самом деле ему не принадлежит – это не коварство. Это констатация факта и не более.
- Кстати, Вы забыли, что среди персонала отеля еще ест портье. Думаю, это ему достанется честь унести новый предмет интерьера, - невзначай добавила я, снимая юбку, и переступив. Через лежащую на полу материю, поинтересовалась: - Как Вы думаете, в таком виде можно идти на ресепшн?

Вашингтон.


Нет, ну вот как это называется? Разве я не сделала, как он хотел? Он же сам ответил на мой вопрос об одежде, тем, что предпочел бы меня видеть в таком виде. Что, неприятно, Милорд? То-то же. Берегитесь своих желаний, они имеют свойства исполняться, особенно если находишься в отношениях с иерархической структурой. И не надо отстраняться и уходить в мир безукоризненной музыки и творческого полета.
Я молчала, слушая как его умелые пальцы скользят по клавишам черно-белым клавишам, заставляя рояль петь. Это было так…типично для имеющих власть: желать все держать под своим контролем. Не только рояль, но и желательно весь мир. Может быть, поэтому я и не удивилась, когда услышала о ревности из уст Милорда, об этом эмоциональном выражении собственнического инстинкта. Ревность – это неуверенность. В себе или в другом человеке. Чтобы вспыхнула ревность, не требуется повода - достаточно его вообразить. Ревность – всего лишь иллюзия. А любовь… Любовь - это связка. Мы переплетены чувствами, эмоциями, ощущениями с теми, кого любим. Если им хорошо - то и нам хорошо, если им плохо - то и нам тоже плохо. Иногда даже после смерти. Все давно прекрасно знали, что его ум, сердце и душа принадлежат женщине, ушедшей в тень мира. Любовь не бывает мимолетной. Однажды запустив ее в свое сердце, ты уже никогда не захочешь с ней расставаться. А соперничать с призраками так же безнадежно, как попытаться зачерпнуть небо. Вот страсть, увлеченность – это все мимолетно и, скорее, более отражают суть наших отношений.
- Ревновать женщину, которая вас любит, было бы по меньшей мере нелогичным. Что-нибудь из двух: вас любят или не любят. В обоих этих крайних случаях ревность оказывается совершенно бесцельной, - я грустно улыбнулась, глядя на своего повелителя, и пояснила: - Оноре де Бальзак. Очевидно же, если сердце полно любви, откуда же там взять место для ревности?
Вопрос не требовал ответа. Одежда тем временем уже вернулась обратно на мое тело, и я была готова покинуть этот номер. Раз мы идем в оперу мне надо подготовиться, как следует. И это включает в себя не только выбор платья, но и еще кое-какие дела вне отеля. Все-таки, я ведь Волтури, и не оставлю просто так тот факт, что кто-то посмел назвать меня скучной.
- А насчет возможности влюбиться меня – не беспокойтесь, Маркус. Быть богатым отнюдь не означает быть счастливым, как и обладать женщиной отнюдь не означает любить ее, - подхватить свое балеро со спинки и вместо того, чтобы обнять своего личного монстрика, направиться к двери. – Попрошу портье забрать мой чемодан и отнести в мой номер. Через полтора часа значит?

Вашингтон

Желтое такси возило меня по промозглому Вашингтону, чья погода наиболее красочно отображала мое настроение. Она, как и я, бушевала. Природа решила разогнать всех людей, давая волю стихии. Жаль, как жаль, что сейчас я могла лишь задумчиво покусывать большой палец, глядя, как за окном пролетают серые здания. Я вижу, как темнота меняет свои краски, когда быстро проезжаем по дороге, слышу, как скрипят колеса. И в этом и есть настоящая тишина. Потому что нет человеческого голоса. Это очень успокаивало. Раньше.
На данный момент мне искренне хотелось только одного – растерзать кого-нибудь, но следуя голосу рационализма, мне хотелось больше, чем просто причинить кому-то боль. Мне хотелось заставить страдать, испытывать неимоверную боль и сожалеть, что кое-кто связался со мной. Но главный закон сознания гласит: «как только появляется мысль, она начинает прорастать там, как неискоренимый сорняк». И что бы ты ни делал, ты будешь искать ее во внешнем мире. Возможно, поэтому вопрос «А что если?» не давал мне покоя. Интерес, невинный обман – это так прельщало.
Машина наконец остановилась, и я не чуть не медля вышла в непогоду, подняла воротник своего пальто и под легкий звук стучащих об асфальт каблучков забежала в ближайший магазин.

Через час портье лениво тащился за мной к номеру моего Милорда. Именно, что моего. Мой, мой, мой. Мне пора бы свыкнуться с этой мыслью, ведь я вполне могу называть его своим Повелителем в полном смысле этого слова. Я уже сделала, словно беспрекословная служанка, как он просил – нашла платье поприличней. Бежевое невесомое кружево на шелковой подкладке цвета персика, струящееся вниз точно по фигуре – что может сильнее будоражить воображение? И что может быть приличнее, когда даже кружево лифа переходит в небольшую ленту вокруг шеи? А если к этому добавить распущенные, завивающиеся мягкими волнами волосы и почти не броский макияж, можно смело учувствовать в конкурсе «Мисс Чистота и Невинность».
- Патрик, - прочитала я на бейдже имя своего сопровождающего, открывающего дверь, - я буду вам безумно благодарна, если вы отнесете этот чемодан в мой номер. Спасибо.
Комната наконец-то избавилась от лишнего «груза». Я прошла к столу, рассматривая лежащие там бумаги и небольшого бронзового зайца, служившего своеобразным прессом. За окном все так же шел дождь, но уже мягко и не навязчиво размазывая капли по стеклу. Или это я все-таки смогла побороть в себе желание рвать и метать, оставив свои чувства в легкой возбужденности от того, что решила ему сказать. Мой милорд ведь имеет право это услышать.
Хорошо, что я вампир. Мне не надо прикладывать особых усилий, чтобы услышать его уверенные шаги в мою сторону.
-Знаете, Милорд, я много думала над нашим разговором и, мне кажется, вы не услышали того, что я хотела вам сказать, - я наконец-то развернулась и уперлась бедрами в край стола, бросила восхищенный взгляд на предмет своих дум, но тут же перевела его в пол и почти грустно улыбнулась. – Какая нелепость – прожить столько лет на этой земле, уметь чувствовать, что чувствуют другие и пропустить мимо ушей то, что было сказано намеренно.
Легко оттолкнуться от стола, оказаться в опасной близости от Маркуса, проведя руками по его стальной груди, скрытой под дорогой материей пиджака и рубашки. Заглянуть в его красивые глаза и лишь едва колебля воздух своим дыханием произнести:
- Разве ты не чувствуешь, что чувствую я? Это же так очевидно, так ясно, так четко и так близко...Разве ты не чувствуешь ее, Маркус? Такую живую, такую юную…, - я не удержалась и, провела рукой по его щеке, чуть касаясь его кожи, прежде чем перевести свой взгляд на белую дверь номер за его спиной. – Думаю, что сейчас для вас не окажется сюрпризом, мой дорогой Милорд, что за дверью вас ждет семилетнее чудо со звучным именем Мелани. Она бредит оперой и сценой. Я крайне надеюсь, что она, в отличие от меня, не покажется вам скучной, и ваш вечер вдвоем пройдет замечательно. И я вас заклинаю, не причиняйте ей вреда.

Вашингтон
За что мне всегда нравился Маркус, так это за то, что он отличался удивительным терпением и пониманием. Нет, вот если бы мне пришлось иметь дело с самой собой, я бы, наверное, давно уже постаралась от себя избавиться. Но он даже не злился, не сопротивлялся, не устраивал выговоры. Он просто… поймал меня в ловушку. И сейчас, будучи зажатой между столом и Маркусом, укутавшись в это обволакивающее облачко запаха дорого коньяка, запаха его кожи, одеколона и сигарет, мне совсем не хотелось бежать. Впервые за долгое время. И впервые мне было кристально ясно, почему каждый раз, сдаваясь его мягким губам, я закрываю глаза. Потому что так легче увидеть его свет, так легче позволить руке скользнуть на его шею, так легче попытаться соприкоснуться с этим манящим светом, прижимаясь каждой клеточкой тела к своему светилу.
И тем сложнее принять, что легкое прикосновение ко лбу – это лишь знак того, что Маркус принимает мои правила. Печально, что именно в тот момент, когда я меньше всего хочу отпускать его. Чтож, что сделано, то сделано. Негоже проливать слезы над, тем что сотворено своими же руками.

За дверью звучали голоса. Его голос, полный бархатных переливов, и звонкий, радостный голос Мелани. На моих губах появилась грустная улыбка. Он нуждался во мне. Я не знала, на чем основывается эта уверенность. Взгляд, который я столько раз чувствовала затылком. Голос, который неуловимо менялся, когда произносил мое имя. Ощущение прочной нити, растущей из сердца, которая болезненно натягивалась всякий раз, когда этот невозможный вампир исчезал из поля зрения. Шаткий фундамент, и все же я не сомневалась. Какие тут могут быть доказательства? Это просто было. Но в чем-то он был прав. Возможно, именно поэтому спустя мгновение, я уже звонила по телефону.
- Бьянка? Прости, что вытащила тебя с другого конца света ради встречи, которая не состоится. Возникли непредвиденные обстоятельства, - наш разговор прервал робкий стук в дверь. – Я не могу сейчас говорить. Привет Алехандре.
Я поспешила открыть дверь и увидела большие синие глаза. Мелани, одетая в мое кашемировое пальто, выглядела крайне растерянной. На ее лице отобразилось удивление, наверное, поэтому что я тут же заключила ее в объятья.
- Боги, Мелани! Маркус…он… Все хорошо? Ты в порядке?
- Все хорошо, Леди Хайди! А ты себя все еще плохо чувствуешь?
Вот этот вопрос застал меня врасплох. Ребенок интересовался тем, как я себя чувствую, а у меня даже вразумительного ответа не было. Детям лучше не врать – они слишком хорошо чувствуют ложь.
- Немного, - я убрала за ее ушко светлую прядку. – Почему ты не с Маркусом?
- Он сказал, что ты угостишь меня шоколадом, - ну и как, глядя на это чудо, можно ей хоть в чем-нибудь отказать? - А потом мы вместе поедем в оперу!
- Конечно. Давай лапку, спустимся вниз и попросим шоколада у нашего портье, - крошечная ручка легла мне в руку, а в синих глазах заиграло предвкушение. - У него должно быть много шоколада за стойкой.

Девчушка до этого момента уплетавшая шоколадку, сидя на диване и болтая ногами, внезапно замерла, отложила серебристую фольгу на стоящий рядом резной столик и тут вскочила с места и понеслась к дверям, прямиком к мужчине в черной куртке. Он подхватил ее на руки, чмокнул в щечку и, опустив обратно на блестящий пол, взял свою дочь за ручку.
- Спасибо, что ты так быстро приехал, Майкл… Знаю, вы с женой хотели провести время наедине, а тут... Я просто не хотела огорчать Мелани. И я искренне надеюсь, что вы получите удовольствие от оперы….
- Это моя дочь, Хайди. Так что прекрати просить прощения, и иди спасай своего жениха.
- Маркус не мой жених, - я быстро поправила Майкла.
- Тогда желаю, чтобы он быстрее им стал.
- Пф, - хмыкнула я. – Думаю, это из области фантастики.
- Ладно, как бы там ни было, спасибо, что нашла нас. Было приятно узнать, что наш род настолько древний. Надеюсь, что ты заглянешь к нам, когда в следующий раз захочешь посетить Вашингтон, - он пожал мне руку и сразу обратился к дочери: - Мелани, попрощайся с Хайди.
- Пока, моя милая, - я обняла Мелани на прощанье, и ее ручки крепко вцепились в воротник моего пальто. – Слушайся родителей.
- Передашь Маркусу шоколадку? – заговорщески на ушко прошептала она. – Только не говори папе.
- Конечно, это будет наш маленький секрет , - чмокнув ее в пухленькую щечку и легонько подтолкнула девчушку к ее отцу. Ее ботиночки звонко стучали по полу, когда она бежала к отцу, который специально придержал для нее двери. Вот что значит семья. Джанлука, мой милый Джан, был бы счастлив, увидев свою пар-пра-пра и не знаю сколько еще раз пра внучку. А мне теперь надо заняться своей семьей…

Погода прояснилась. Теперь лишь редкие тучки закрывали ночное звездное небо, но мне было не по себе, наблюдая за ними. Одна мысль, как назойливый комар летней ночью, засела у меня в голове. Как мне удалось узнать от портье, моего Милорда увезли в местный полицейский участок. Что-то связанное с убийством. Подробности мне как раз предстояло выяснить по прибытию в красное кирпичное здание, находящееся в нескольких километрах от отеля. Мне хотелось сейчас же выбраться из машины и как можно быстрее домчаться до Маркуса и узнать, все ли с ним в порядке. Встревоженность. Волнение. Это было странно: я никогда не сомневалась в том, что вампир, проживший на планете более двух тысяч лет, сможет справиться и с целой ротой людей. В уме, искусстве разговора и умению повернуть любую ситуацию в лучшую для себя сторону, я тоже не отказывала Маркусу. Тогда почему, почему это колкое беспокойство не появилось в тот момент, когда он был в плену у амазонок, где опасность была намного реальней и серьезней? Интуитивно, я знала ответ, но упорно избегала выводить его в осознанное состояние. Так проще. Для меня, для него, для всех.
Полицейский участок больше походил на жужжащий рой. Туда и сюда сновали одетые в синюю форму служащие, постоянно звонил телефон и ужасно тикали часы. Я сняла свое пальто, аккуратно перевесив его через руку, и подошла к дежурному.
- Здравствуйте, меня зовут Хайди Волтури, я по поводу убийства в отеле Риц, - быстро представилась я.
- Секундочку…, - и через минуты копошения в бумагах и сверке данных с компьютером, дежурный задал мне вопрос: - Вы родственница Маркуса Волтури?
- Да, вас это удивляет?
- Нет, просто он не очень был рад этому факту.
- И я его прекрасно понимаю – это все мой характер. Но что поделать? – невинно улыбнулась я, чувствуя, как внутри что-то вдруг ухнуло вниз.
После получаса всяких проверок и разговоров с разными людьми, я уже могла чувствовать себя в участке как дома: меня везде пускали, внимательно слушали и всячески выражали уважение за «помощь следствию», которое я на самом деле лишь как следует запутала. Хорошо уметь «уговаривать» людей – можно избежать кучи ненужных и неприятных последствий. Однако, я чувствовала себя ужасно измотанной и в чем-то разочарованной: ни Мелани, ни Майкл, ни Маркус, ни я не провели вечер так, как его собирались провести. Тем не менее, когда моя ладонь легла на очередную ручку двери, я собрала все свои силы, чтобы сделать вид, что все просто замечательно и прекрасно.
- Милорд, - я даже не посмотрела на него, но зато на столе появилась завернутая в фольгу шоколадка, переданная семилетним чудом. И прежде, чем начались вопросы про то, откуда она взялась и почему, я пояснила, отходя к одностороннему зеркалу, комната за которым была уже пуста: - Мелани просила вам передать.
Рассматривая свое отражение в зеркале и все так же пытаясь избегать даже малейшей возможности посмотреть на Маркуса, я начала поправлять свою прическу. Интересно, а в каком кабинете я оставила свое пальто?
- К сожалению, я не смогла сопровождать ее в оперу по понятным причинам… Как бы то ни было, теперь ревностные служащие сей страны не могут вас больше задерживать: у вас безупречное алиби, - моя рука сама нашла опору в виде стены, когда в моей голове поселилось легкое головокружение. - Кстати, почему вы не замели следы сами? Нравится, когда грязную работу делает кто-то другой?

Вашингтон.

Я знала, что делать выговоры Милорду было себе дороже, но что мне оставалось делать? Что делать, если тебе не все равно, что с ним происходит? Сказать прямо? Это неуместно, неразумно и в крайней степени неправильно. И когда он встал со стула, не особо заботясь, что теперь в полу кабинета есть дырка, когда возник за спиной, меня охватил сильнейший страх. Но к моему удивлению, Маркус бережно подхватил меня на руки. Несколько секунд я, не в силах собраться с мыслями и выдавить из себя хоть слово, лишь изумленно взирала на него. И только я хотела возразить, что не тряпичная кукла, которую можно вот так просто взять на руки, что не собираюсь терпеть, когда ко мне относятся с таким снисходительством, что я сильная, способная женщина, которая может и сама прекрасно идти, не смотря на что сейчас, может, и не в лучшей форме, как он безапелляционно произнес совершенно простую и незамысловатую фразу:

И я почему-то не стала.
Возможно, потому что сейчас я могла позволить себе непозволительное: наблюдать за ним. Так легко было позволить своему взгляду бродить по его лицу, вычерчивая линии вокруг глаз, вдоль носа, вырисовывая форму губ, которые ни разу не приоткрылись, чтобы позволить хотя бы одному звуку вырваться наружу. Маркус хранил молчание, когда проходил по серым коридорам участка и когда он открывал дверь на сырую улицу, освещенную лишь светлыми кругами фонарей и светом вывесок. Как ни странно, я тоже молчала, чувствуя, как ледяная стена, которую я воздвигла вокруг себя, дала трещину. Снова в его объятиях, прижимаясь к его большому, сильному телу.
Мне ведь не нужно ничего. Совсем ничего - ни слов, ни обещаний, ни признаний, ни угрызений совести. Просто позволь мне ходить рядом с тобой и наблюдать, как меняется твое выражение лица. Позволь, прощаясь, утыкаться носом в твою шею, а встречаясь, смело целовать в щеку, уподобившись близкой приятельнице.
Вокруг танцевал в своем причудливом танце утренний туман, и казалось, что это мои мысли парили в воздухе, игриво следуя за нами. И мне хотелось, чтоб чувства превратились в этот белый туман и растаяли, потому что я знала, что так не могло долго продолжаться: пусть мысли Маркусу не доступны, зато общее настроение вполне. Надо было думать о чем-то отвлеченном, например, о солнце, но я не могла. У Маркуса таких проблем, очевидно, не наблюдалось: вполне вероятно, что его твердый взгляд был обращен на все вокруг, кроме меня, из-за того, что его разум был занят каким-то вопросом а-ля как бы опустить меня на землю.
- Маркус, что ты…, - я начала говорить, как тут же в очередной раз вспомнила, что все-таки он мой милорд, и изначальная мысль просто оборвалась. - Вы только не подумайте: я не возражаю, а просто информирую, что могу идти сама. Я совсем не против того, что вы меня несете... то есть, конечно же, я против, - быстро поправила я себя, - но в любом случае, вам придется меня отпустить: нас не правильно поймут, если мы так войдем в отель. И еще… спасибо.

Вашингтон

Почему солнце всходит так рано? Почему ему хочется быстрее окрасить небо в нежно розовые и светло-желтые цвета? Зачем его лучам покидать уютный горизонт так быстро? Неужели это признаки полярной ночи? Какой сегодня день? И какой месяц? Нет, часы врут. Ночи не было, не могло быть: мой рассвет наступил уже давно. Еще когда туфелька Мелани переступила порог отеля...

Легкая усмешка на моих губах. Могла ли я подумать, что Маркус – да-да, тот самый Маркус, который изводил меня на Мальте, который раздражал меня до той степени, когда я была готова собственноручно придушить на месте, - тот самый Маркус, когда-нибудь прикажет мне даже не думать о том, что я могу пойти сама, когда меня хотят нести? И какой был смысл сердиться на тех, кто дал тебе все, о чем ты просил?

И снова наступила эта тишина, нарушаемая лишь его шагами, ветром и редкими в этот час проезжающими мимо машинами. Туман паутинкой капелек лег на его одежду, темные волосы, и кожу. Они так сияют на свету разгорающегося дня. И они должны принадлежать только мне. Мой пальчик аккуратно провел по его гладкой щеке, оставляя еле видный след за собой, как раз перед тем, как мы достигли дверей отеля.
В нашу сторону никто не смотрел, а кто пытался – тут же отворачивался. Чтобы там не говорил мой Повелитель, я не хотела, чтобы мои усилия по его алиби канули в небытие, поэтому занимала головы людей в отеле, чем только могла, лишь бы они не обращали на нас внимания. Мы быстро миновали холл и прошли к лифту.
«А ведь такого больше не будет», - грустно подумалось мне. Мне было жаль, что скоро мы вернемся обратно в Вольтерру. Жаль, что он снова станет невыносимым Маркусом, каким был до этого, и встречаться мы будем только по каким-то клановым делам. Хотя, может это и к лучшему, но все-таки странное чувство внутри требовало забрать хоть что-то с собой. Тем временем, Маркус вышел из лифта, все еще держа меня на руках. Я отпустила прохладные пальцы на его шею и немного помедлила, прежде чем сказать то, что давно уже придумала, но раньше не решалась:
- Я бы предпочла, чтобы Вы называли меня по имени. Если это, конечно, вас не затруднит.

Вашингтон

Меня внесли в номер отеля и крайне бережно поставили на ковер, будто я была какой-то хрупкой статуэткой, способной сломаться от одного неверного движения. Нет, скорее всего я была куклой. Потому что это кукол раздевают. Правда, не так, не с такой заботой. Пластиковые плечи никогда не узнают, какого это – ощущать уверенные движения пальцев, а на вечно красных губах вряд ли появится блаженная улыбка, которая может тут погаснуть, когда ощущения передадут в мозг сигнал о том, что тебя легонько подталкивают в сторону ванной. И вряд ли неживому пластику можно почувствовать укол от нейтрального, холодного, но, тем не менее, все еще звучного голоса, произносящего простые:

Не знаю, что было красноречивей: то, что Маркус решил отказаться от исполнения моей просьбы, или то, что он направился к двери. У меня есть способы стереть с его лица это отсутствующее, немного торжествующее выражение, заставить его голос наполниться теплыми нотками. Я же в своем роде колдунья: можно сотворить заклинание и заставить его делать то, что я хочу. Для этого надо сказать лишь пару слов, и мой милорд потеряет контроль. Окутать его разум легкой дымкой, затуманить мысли, поселить в нем дрожь и заставить скучать, если я не буду в его поле зрения. Но…это не подходило. Не только потому, что я сейчас вряд ли смогла бы такое ему внушить, а немного по другому ряду причин.
Он Волтури.
Но можно же поддаться искушению, успеть поймать его за руку, прижать к двери и заставить посмотреть мне в глаза. И прижать свой рот к его губам и целовать до тех пор, пока он не запросит пощады, пока сам не позволит рукам скользнуть по моей коже и привлечь к себе. А потом просто заняться с ним любовью, подарить ему свою нежность. Но это тоже было не вариантом.
Он мой повелитель.
И если с этим вторым обстоятельством можно было что-то сделать, то с первым уже ничего. Он только что четко провел границу, которая должна быть между нами. «Трус», - быстро поддакнуло что-то внутри. Как ни странно, часть меня считала, что такое решение абсолютно верное. Негоже испытывать неуверенность только от его взгляда и шаткость всех косвенных фраз, негоже колебаться от одного прикосновения. Обернуть мое сердце железом, запереть его на тяжелый замок. Одиночество сродни всем, кто возлюбил вечность. Пора бы это уже уяснить раз и навсегда и оставить глупые мысли какой-нибудь влюбленной школьнице.
Те мгновения, пока он шел к двери, я все еще стояла перед ванной, смотря на пол, где лежало мое прекрасное платье. Наверное, в этот момент я смотрелась крайне глупо: нижнее белье и туфли на высоком каблуке отдавали противным запахом дешевой эротики. Я быстро села на мягкую кровать и, заметив, что его рука уже легла на ручку двери, поинтересовалась с той же пронзительной нейтральностью, с какой говорил он, с этой спокойной разочарованностью:
- Когда самолет в Вольтерру, Милорд?

Вашингтон.

Я бы хотела, чтобы мне все это снилось. Чтобы звуки притупились, чтобы сознание наконец-то оставило попытки услышать его дыхание или хотя бы шаги за стеной, выхватывая при этом совершенно холодные и бессмысленные разговоры, стук каблучков в коридоре или взрывающиеся пузырьки белой пены, покрывшей гладь воды.
Как странно было лишь несколько дней назад принимать ванну с моим Милордом, и как сейчас этого не хватало. Не хватало его уверенных рук, его малиновых глаз, его запаха… Не хватало его.
Моя рука прошлась по мокрым волосам и легко легла на белый керамический бортик. Пора вклеить обратно эту своего рода вырванную из жизни страницу с отпечатком грусти и признать, что я нуждаюсь в нем, как ни в ком другом. Нет, не так. Маркус мне не нужен. Нет. Он мне необходим. Однако, есть одно большое «но»: он мне никогда не поверит. Наверняка он сумеет найти тысячу и один логичный и стройный ряд доводов в пользу того, что я сама не знаю, чего хочу. И я ему поверю в силу своей слабости.
Легкие вновь наполняются воздухом, и я опускаю ресницы, надеясь, что, открыв глаза, все пройдет, что мир опять станет простым и понятным, но нет… Но ведь способы избавиться от этого? На ум почему-то приходит моя сестра. Челси. Челси умеет ослаблять связи между людьми. Интересно, она сможет помочь мне, если ее попросить «ослабить связь» с милордом? В любом случае, это можно будет сделать только по прибытию в Вольтерру, а пока ….

Небольшой придорожный бар почти на окраине города – что может быть лучше? Что может быть интереснее, чем сидя за барной стойкой водить пальчиком по тонкой стеклянной ножке бокала, периодически бросать взгляд на самого кудесника, готовящего чудесные смеси алкоголя и тем самым «восстанавливать» свою уверенность в себе? Могу я позволить себе услышать несколько комплиментов в свой адрес и убедиться, что мой дар еще со мной?
- Вы к нам надолго, мисс?
- Я здесь проездом.
- Уезжаете из города?
- Возможно, - я с любопытством наблюдала, как он в очередной раз взял стакан для виски и в тридцатый раз начал его усердно протирать полотенцем. – Жизнь такая штука, что никогда не знаешь, куда тебя занесет…
- Такая потрясающе красивая женщина как вы, скорее всего держит свою жизнь под контролем и прекрасно знает, чего хочет и куда держит путь….
Если бы сейчас не открылась дверь, если бы не дернулся звонкий колокольчик на двери, если ли бы вошедший не был мне знаком, я бы поведала, что действительно знаю, чего хочу, а вот с контролем в последнее время просто беда. Однако, нежданный посетитель пришел не просто так сюда, и я это прекрасно понимала. И сейчас самым благоразумным будет как можно быстрее положить на стойку купюру номиналом намного больше, чем стоит так и не выпитое вино, и попытаться проскользнуть среди столиков в направлении кухни и затем через черный ход прямиком на улицу, где необходимо направиться обратно в отель, надеясь, что вампир не станет следовать за мной.
Если идут за тобой, то выйдя из помещения, сразу начинаешь прислушиваться. Шаги тогда странно и гулко, и остро звучат в глубине переулка, отражаясь от стен домов, большого зеленого металлического мусорного бака болезненным эхом. Любой человек сразу почувствовал бы липкую паутину страха, поглощающую далекие звуки и завывания ветра, потерявшегося в целлофановых пакетах. Но я не человек. Щелчок. Инстинктивно все тело поворачивается назад, но тут же сознание пронзает мысль, что каменная кладка слишком сильно давит тебе на спину, а рука на моей шее грозит переломом позвоночника или свернутой шеей.
— Боишься? — вампир покачал головой из стороны в сторону, пока мои глаза с насмешкой следили за этими движениями. Массивные пальцы в перчатке сжались на коже сильнее, открыв путь нестерпимой боли, оставляя привкус опасности. Когда обладаешь почти безграничной силой повелевать другими, знаешь всех своих самых опасных противников по именам. И забавно, что они появляются в такие моменты. Иммунитет к внушению в купе с неимоверной силой, и я обречена на проигрыш. Алехандра явно знала, кого посылать следить за исполнением ее сделки с Маркусом.
- Мне есть чего бояться? - с трудом шепчут мои губы, и его хватка чуть ослабляется. - Ксин, ты стал прихвостнем у амазонок? С каких пор?
- Не задавайся, Хайди. Одно неверное слово, и твой Милорд получит пазл из твоих кусочков.
- Он явно будет не слишком рад этому. Так что отпусти меня, и я никому не скажу, что ты себя плохо вел, - с явным глумлением произнесла я, глядя на вампира китайского происхождения. На самом деле для китайца он был слишком высок и слишком мускулист, но, видимо, это все побочные эффекты его предыдущей жизни на плантациях.
А потом был стон. Скорее всего, мой. Он разрывает перепонки ушей, ввергая сознание в круговорот времени и пространства. Перед глазами встают совсем обычные образы, но их смысл теряет свои рамки, разрастаясь в нечто глобальное и бесформенное: космические часы, стрелки которых отсчитывают секунды каждой человеческой жизни, лестница в небо, как эскалатор, все идущая и идущая снизу вверх, старые потертые фотографии, пробегающие всю жизнь. Прошло минут пятнадцать, сознание опять вернулось в свою телесную клетку, чтобы услышать глухой голос:
- Не зли меня. Я не стану с тобой церемониться. Это было последнее предупреждение.
И я не могу ответить, потому что еще не совсем пришла в себя, поэтому лишь послушно молчу, с ядовитой злостью всматриваясь в красные глаза.
- Неужели думала, что сбежать будет так просто?
- А я бежала?
- Иначе что ты тут делаешь?
- Ну ты мне вряд ли поверишь, если я скажу, что заказала столик и чудесный ужин?
- Именно, ты - лживая тварь, а я не идиот , чтобы тебе верить.
- Последний пункт вызывает большие сомнения…
Знаете, что случается, когда постоянно дергаешь тигра за усы? Правильно. Откушенные руки случаются. В моем случае случаются дырки в стене по соседству с моей головой. И не важно, что это заставляет тебя вздрогнуть, поскольку ты точно знаешь, что сейчас тебе ничего не сделают: было бы крайне глупо нападать на Волтури.
- Закрой свой рот и полезай в машину.

На самом деле, я была не так беспомощна, как думал мой надзиратель. Да, в пустом переулке преимущество на его стороне, но когда тебя окружают люди или тем более вампиры, а ты способен манипулировать их сознанием, то все меняется. Можно в любой момент заставить прохожих броситься под черное бмв и получить секундную возможность улизнуть, чтобы найти Бьянку, которая уж точно может урезонить своего слишком самоуверенного брата. Тем не менее, бездействие сейчас было для меня лучшим вариантом, со смиренным безразличием наблюдая за мелькающей за окном улицей.
- Не дергайся, Хайди. Я всего лишь возвращаю вашему клану то, что ему принадлежит, - раздается рядом тихое шипение китайца, как только я выхожу из машины. И, конечно, как это обычно и бывает, на «ценном грузе» лучше держать свою руку. И все равно, что кости плеча еще немного и сломаются, ведь, если что, «груз» имеет способность к регенерации.
Поднимаясь в лифте, мне почему-то показалось все это так неправильно. И Ксин действительно не блистал умом: зачем мне было бы бежать от того, что так необходимо? Ведь, как я уже выяснила ранее утром, Маркус был мне необходим, хотя еще не до конца понимала зачем. Зато с другой стороны, Милорд таки увидит, что условия его сделки соблюдаются самым наилучшим образом.
- Дальше я могу сама, спасибо, что подвез, - с издевкой проворковала я у двери в номер Маркуса.
- Нет, я должен убедиться, что ты снова в его поле зрения. Открывай.
Некоторые личности настолько непробиваемы в своей упертости, что мне ничего не оставалось, кроме как закатить глаза.
Мой Повелитель сидел в кресле, повернув голову в сторону окна. Какие мысли он перебирал, мне было абсолютно не важно. Важнее была тонкая узкая полоска заходящего солнца, которая падала в комнату, иглой скользила по нежной белизне незагорелой кожи на его щеке. И почему-то мне подумалось, что солнце не имеет права прикасаться к нему, потому что это должна быть только моя привилегия. Но это так странно – соревноваться с тем, что появилось во Вселенной намного раньше меня. И наверное, именно поэтому на моих губах появилась легкая улыбка, а вовсе не потому, что часть меня ликовала, что снова может его видеть.
- Специальная доставка от Мори, - все тем же глухим голосом проговаривает мой конвоир, прежде чем с силой толкнуть меня в сторону кресла. Ну а поскольку силище у этого гигантора было человек на двадцать, то я, конечно же, полетела прямиком на ковер, прямиком в ноги Маркуса, как какая-то уличная собака. И я точно знала, что он сделал это специально, чтобы унизить меня. Спустя мгновение я осторожно подняла взгляд на мраморное лицо Маркуса, и прежде, чем там отобразилась хоть какая-то эмоция, быстро встала и легким непринужденным движением отряхнула подол своей шелковой юбки.
- Господин Ксин нашел меня в одном из баров на окраине города, и посчитал, что это своеобразная попытка бегства, - с наигранным выражением благожелательности сказала, и, сложив руки на груди, секундой позже добавила: - Пошлите Алехандре цветы, а то такие усилия ее подчиненных увидеть то, чего нет, просто поразительны...

Вашингтон

Маркус продолжил свою медитативную практику, проронив лишь простое «Спасибо» на родном языке службы моей "доставки на дом". Ксин сделал учтивый поклон, одарил меня ехидной улыбкой и вышел. Даже закрыл за собой дверь. Воздух из моих легких вдруг внезапно как-то грустно вырвался наружу. Да, наша следующая встреча обещает быть…не столь милой. Наверное, сейчас он празднует свою маленькую победу, обдумывая, что можно будет со мной сделать в очередном темном переулке. В моей голове роилась целая стайка мыслей, где среди жужжания назойливой обеспокоенности о махине китайского производства, которая просто напросто переедет меня, если не принять некоторые меры, ясно и звучно звучала одна - мой Милорд.
Он до сих пор сидел в кресле, но при этом прикрыв один глаз. Я не привыкла, чтобы мое присутствие игнорировалось. И обычно довольно своеобразными методами заставляла пожалеть о такой пренебрежительности. Но сейчас помимо того, что у меня были связаны руки, мне просто не хотелось. Можно, конечно, было просто уйти в знак протеста. Можно. Но не нужно. И не надо говорить, что я осталась из-за странного приятного ощущения, которое вдруг посетило меня от признания того факта, что я просто находилась в одной комнате с Маркусом. Конечно же, нет! Нет, и даже вовсе не из-за почти неудержимого желания прикоснуться к его жизни хотя бы на несколько секунд больше. Нет-нет, ни в коем случае!
Все дело в книгах. Да-да тех самых книгах, которые заботливо были помещены на полку, на случай если важным гостям захочется насладиться приятным чтивом перед сном. Новенькие кожаные переплеты, все как на подбор, еще нечитанные страницы…Да, они намного интереснее, чем наблюдать за неподвижностью каменной статуи, смотрящей на солнце. Что можно увидеть в огненном шаре, который каждый день появляется на небосклоне? Я повернула голову к окну, на автомате взяв одно печатное хранилище знаний. Золотистый шарик, который каждый день играет в прятки, на безоблачном небосклоне предвещал не менее яркую луну и чудесный вид на рассыпанные серебряные звезды на темном покрывале неба.
Почему-то мне вдруг почудилось, что день выдался на удивление долгим, без какой-либо работы и с огромным недостатком спешки и развлечений. В тоже мгновение во мне хором заговорили нетерпение, скука и жажда действий, приправленные четким и холодным голосом рассудка, который советовал мне покинуть номер Повелителя как можно скорее. И он был прав – необходимо соблюдать поставленные границы, чтобы все еще больше не усложнилось.
- Маркус, - пропела я, перелистывая белые страницы и пробегая по содержанию текста по диагонали, - у вас есть для меня поручения или я могу оставить вас покрываться пылью, сидя в кресле?
Даже простого мычания уже будет достаточно, чтобы в следующую секунду меня и след простыл.

Вашингтон

Смотреть, но не видеть. Слушать, но не слышать. Ощущать, но не чувствовать. Оказывается, порой это сложно.

Требуется не малая доля усилий для того, чтобы удержать фокус своего внимания на бесполезной ноше в руках, которую, будем честными, ты взяла только для того, чтобы не смотреть в сторону желаемого. Ведь необходима определенная степень самообладания, чтобы сейчас блуждающему по черным буквам взгляду, внезапно встретившись с малиновыми глазами, вдруг не вздумалось выдать все то, что зарыто так глубоко в душе, и наделать из-за этого кучу глупостей. Хорошо, что сейчас можно сделать крайне увлеченное лицо и не смотреть в его сторону.
С остальным сложнее. Сложно не слышать его голос, который звучит так нежно, так красиво и, даже показалось, что влюблено. Сложно не чувствовать это слишком небольшое расстояние между нами. Оно внушает опасения. Оно внушает болезненное ожидание близости, отчаянную жажду прикосновений, предвкушение приятного холодка по спине от его теплых крепких рук или странного стеснения в груди от легкого прикосновения его мягких губ. И сейчас, согласно данному себе же обещанию держать границы, надо как можно быстрее увеличить это самое расстояние, ибо искушение поддаться слишком велико. Но - увы и ах! – бегство невозможно. Не из-за того, что впереди лишь стена и полки с книгами. А просто потому, что сейчас хочется быть именно там, где ты стоишь, потому, что любопытство всегда побеждает.
Разум никогда не перестает работать даже, когда сердце пытается вырваться из груди в связи с образами твоего воображения. Оно просто не найдет выхода, а мозг просто продолжить пускать импульсы в тело «Чего он от меня хочет?».
- Кажется, мы с Вами танцевали уже, - еще одна бессмысленно перевернутая страница книги. – Однако смею предположить, что Вы забыли, или же Ваше предложение настолько неприлично, что Вы боитесь его озвучить прямо. Чего же Вы хотите от меня сейчас?

Вашингтон

Мелочи делают нас теми, кто мы есть. Наша одежда, наши жесты, излюбленные слова и выражения, то, как мы идем, то как мы отвечаем, когда раздается телефонный звонок. Мы все играем в одну и ту же игру – быть собой. А что если сейчас тебе хочется быть кем-то другим? Что если мужчина, находящийся рядом, делает тебя другой?

Так легко и просто дать понять, что уж кого, а моего милорда приличия не заботят. Так просто поставить в двоякое положение, когда долг велит сейчас же прекратить все эти фривольности и предотвратить любое покушение на достоинство фамилии, и когда сейчас хочется развернуться и просто тихо прошептать «Пойдем». Но моего ответа не требуется: уверенное прикосновение его пальцев к моей кисти будто бы уже все предрешило.
Пока я вела самой с собой разговор на тему данных обещаний и приходила к выводу, что в принципе, я же не уточняла с какого именно момента нужно четко и безоговорочно держаться подальше от данного Волтури, и один день уж явно ничего не решит, мы уже миновали коридор отеля и спускались вниз в лифте. Однако, мои губы так и хотели предательски растянуться в блаженной улыбке, и пришлось сдержать странное желание уткнуться носом в плечо моего самого невыносимого вампира на земле. Но никто не мог бы мне позволить такую роскошь, поэтому я просто перевела свой взгляд на портье и лишь чуть сильнее сжала руку Маркуса. Еще одна мелочь.
Я не заметила, как звуки стали громче. Испанские и латиноамериканские ритмы, пары, движущиеся в ритм: сальса вечеринка в самом разгаре. Это было интересно. Вот только умеет ли мой Милорд танцевать такие танцы?
- Маркус, вы все еще хотите пренебречь всеми приличиями? – лукаво произношу я, почти в плотную прижимаясь к его груди и оставляя его руку на своей спине.

Вашингтон

Согласитесь, что каждый из нас прибегает к притворству. Каждый по своему лицедей: один упорно делает вид, что долг не помеха работе, другой представляет, что мимолетная страсть не много не мало – любовь. А кто-то внушает себе, что самое страшная правда сущий пустяк. Принцип притворства куда как прост.
Можно ли притворяться в танце? Наверное, да, но только не во фламенко. Фламенко можно танцевать только, когда в твоей душе горит огонь, когда тебе есть что сказать. Фламенко позволяет душе высказать все то, что остается на дне, то, что мы хотим спрятать ото всех. А еще фламенко - танец одиноких, танец, в котором можно обойтись без партнера. Изящное движение руки – это неистовая страсть, озвученный каблучками ритм - строжайшее целомудрие, искрометный взор, брошенный украдкой, - напоминание, что коснуться партнера случайно нельзя. Танец-диалог, танец-спор.
Оказывается, мой Милорд умел танцевать. Гибкое тело грациозно поворачивалось на месте, изгибаясь, словно у тореадора, пропускающего быка за взмахом красной мулеты. Щелчок каблуками по каменным плиткам пола - и снова плавный поворот чуть прогнувшись, так и кажется - в сантиметре от смертоносных рогов. Кажется, я засмотрелась, поскольку в следующий момент благодаря толчку в спину, совершенному непреднамеренно одной дамой, потерявшей контроль над своим телом, я сама совершила непростительную ошибку, которую можно совершить во фламенко. Я оказалась прижатой к его груди.
Кажется, я не услышала произнесенного «простите, пожалуйста, я такая неловкая», потому что сейчас мое внимание было полностью поглощено малиновыми глазами. Мне чудилось, что в танце уже было сказано так много, что пора бы сгореть со стыда. И ощущая рукой ткань рубашки, на секунду я услышала, как забилось мое сердце.
- Я…я хотела вас поблагодарить, - ничего лучше в голову не пришло, кроме как оставить на его щеке легкий поцелуй. – Спасибо, Маркус.
И пусть он думает, что я благодарю его за танец, хотя на самом деле это благодарность за то, что он рядом.

Вашингтон

С чего оно начинает, это взаимное притяжение? Прежде всего с потребности в понимании и помощи? С одиночества одного и отзывчивости другого? С бескорыстного отклика тех, от кого мы не ждали и кого списали со счета? Казалось бы, ниоткуда возникает незримая связь, связь не всегда доступная нашему пониманию…
- мягко говорит он, вызывая на моих губах легкую улыбку. И тут же, следуя всем правилам танца, он возвращает дистанцию между нами, но лишь на мгновение, чтобы снова дать почувствовать мне вновь его близость и исполнить это шутливое обещание укусить меня чуть нежнее, чем это вообще возможно.

- На мой взгляд, Вы уже в полной мере овладели искусством этого танца, Милорд, - чуть повернуть голову, чтобы лукаво проговорить словам через плечо, стараясь не дать чувству наслаждения от такой непосредственной близости затуманить мне голову. - Ваш бык загнан в угол, пойман в самую надежную сеть, которую только можно придумать. Теперь в Вашей власти отпустить его на волю или отправить на скотобойню...
Резко развернуться, но даже и не думать о том, чтобы освободить свою руку от его пальцев, и посмотреть прямо в самые замечательные глаза на свете и позволить свободной руке скользнуть ему на шею. И ощущать ли то, как горят губы вдалеке от желаемого.
- Однако в любом случае, тореадору положены бурные аплодисменты публики…Браво, Милорд, - последние слова буквально утонули в настойчивом, но мягком поцелуе.

Франция. Париж

Всему в мире наступает конец. В жизни каждого наступает момент, когда пора сказать прости - прощай прошлой жизни: всему, что принималось как должное, всем тем, кто как казалось, всегда будет рядом, и когда это происходит, когда на смену привычно знакомому приходит непривычное новое, остается одно – принять перемены как данность. Понять и принять.
Понять то, что поцелуи - привычные и простые атрибуты нашей жизни. Хотя если вдуматься, каждый из них имеет свой смысл, свой подтекст, свои обертоны. К примеру, один говорит «какая приятная встреча!», другой – «ах, и ты здесь, кто бы мог подумать». Только как распознать его истинный смысл?
Принять то, что я могу сопровождать Милорда на выставку Афенодоры, могу с умировотворенной улыбкой украшать красной розой белый пиджак, что можно спокойно – однако, все же относительно спокойно – держать своего Милорда под руку, и что порой он столь внимателен ко мне, что легко замечает малейшие жесты.

Ты. Этот переход с привычного «Вы» на простое и порой слишком личное «Ты»…Это как наконец избавиться от всей той толпы, что окружает нас, и снова остаться вдвоем. Интересно, в какой момент я начала ценить то, как он стал ко мне обращаться? В какой момент, я стала так сильно ценить его самого?...
- Моего внимания стоишь только ты, - тихо прошептать, лукаво улыбнуться Маркусу и продолжить рассматривать очередное полотно. – Что же до того, почему мы останавливаемся около каждой «картинки» - некоторые из довольно неплохи, даже совсем. Но лично мне хватает тех портретов, что уже и так висят в замке. Если же Милорду уже наскучило быть здесь, – ненароком напомнить Маркусу, что мы не совсем одни, и если он хочет избежать ненужных вопросов, необходимо придерживаться определенных рамок поведения, – думаю, что сеньоре Моринези точно передадут, что Вас заметили рассматривающим ее полотна, если Вы сейчас уйдете. Конечно, если у Вас нет никаких личных дел с ней…