Карта ролевой игры "Сумерки"

Твой взгляд пронзает и меня пьянит,
Я отвечаю танцем и движеньем,
Меня неистово сейчас к тебе манит,
Гораздо большее, чем просто притяженье.

Я отхожу, маня тебя с собой,
И делаешь ты шаг за мной невольно.
В твоих глазах - опасности прибой,
В моих - опаска, чтоб не сделал больно.

Ещё всего один шажок назад,
И ты со мною вновь шагаешь рядом,
Кого теперь с тобой из нас спасать,
Когда любовь в груди сочится нежным ядом?

Твои слова, как самый сладкий мёд,
Лишь для тебя ко мне открыты двери.
К тебе я делаю шаги - теперь вперёд,
Боясь и предвкушая, всё же верю.


****
Кошка любит, когда её дразнят. В её сущности ярким пятном светится любовь к охоте. Но она не любит получать добычу здесь и сейчас, для неё важна игра – чуть отпустить свою жертву, махнуть мягкой лапкой, сбивая её с ног, ласково-опасно мяукнуть, выпуская коготки, и, подхватив свою добычу, подбросить её в воздух, чтобы при падении на землю, снова накрыть её мягкой лапкой. Чуть прикусить зубками, показав, что при случае, эти зубки могут принести гораздо большие увечья.
Кошка любит, когда её дразнят, и всё же в не меньшей степени любит дразниться сама. Отойти на пару шагов, изогнуться в спинке, показать свою красоту, гибкость и грацию. Облизать мордочку, демонстрируя розовый язычок, лукаво взглянуть на хозяина, и, распушив хвост, пойти дальше.

Человек часто забывает о том, что общаться можно не только вербально. Слова способны донести только то, что сам ты хочешь сказать, но они не всегда соответствуют действительности. Можно прикрыть ими истинные чувства, увести того, кому лжёшь, в такие дебри неправды, из которых потом будет сложно вывести его, каким бы светлым маяком ни были твои последующие слова.
Движения, жесты, мимика – вот то, на что нужно обращать внимание в первую очередь. Можно прошептать в тишине «Я хочу тебя», а можно показать своим телом, как именно страстно ты желаешь того, кому оно предназначено. Твоё тело, движения, твой взгляд способны сказать всё тому, кто должен тебя понять. Искусству танца на Востоке уделяется большое внимание – танец должен уметь донести красоту и изящество твоего тела, суметь возбудить, увлечь, соблазнить, заставить дрожать от нетерпения, желания, вожделения обладать только тобой. Желать одну лишь тебя.

Я направляюсь в сторону отеля, и отмечаю тот факт, что Рой идёт следом. До меня доносится слабый запах сигарет и я понимаю, что очень хочу курить, но всё же продолжаю идти впереди Роя. Соблазнительная походка, покачивание бёдрами, цокание каблучков...И он точно знает, что помимо платья на мне ничего нет.
Не успеваю я сделать шаг в сторону лифта, как Рой снова притягивает меня к себе, возвращая ощущение спокойствия вперемешку с новой волной желания и проводит рукой по обнажённой попке и целуя в шею лёгким поцелуем, который скорее похож на касание крыльев бабочки.

Как интересно. Чисто мужское, самонадеянное решение, которое он принимает сам, не спросив даже меня, но, чёрт подери, мне это даже нравится. Мири, Мири, ты не будешь собой, если покажешь ему это.
- А разве я предлагала тебе посетить мой номер? Я сказала, что можешь проводить меня до отеля.

Он протягивает мне клинок, вызывая этим жестом воспоминания о том, как именно он был использован в последний раз и я поспешно забираю его, пока предложение Роя не выходить из номера не стало моей навязчивой идеей. Странно, но я хотела его не меньше, чем до того, как он предъявил на меня свои права у той стены. Да и не только хотела...
- Это я уже поняла. - Быстро отвечаю я, входя в лифт и поднимаясь на нужный мне этаж.
Так странно, но когда я переодевалась в номере и приводила себя в порядок, меня охватило странное ощущение, что я боюсь спуститься вниз и не увидеть там Роя. Я провожу намеренно дольше времени, надевая длинное платье и босоножки и укладывая растрёпанные во время занятий любовью волосы.
Спускаюсь вниз и с облегчением выдыхаю, встречаясь взглядом с голубыми глазами своего вампира.
Мы выходим из отеля, ни слова не говоря друг другу, и я уже знаю, что именно в Фесе стоит посмотреть в первую очередь.

Мы с Роем идём по Фесу, не спеша разглядывая его незамысловатую архитектуру, которая всё же близка мне, как никакая другая. В воздухе разливается аромат тишины и темноты, сдобренный запахами корицы, елея и сладостным ароматом ночи. Ночью Фес не спит – на Медине всегда можно наблюдать неиссякаемый поток людей – горят зажжённые в стенах факелы, кидая причудливые отблески и тени вокруг, многоголосая и разноязычная толпа движется непрерывным потоком, унося с собой одни эмоции и принося другие. Небольшой рынок как будто колышется и переливается, звеня расшитыми золотом тканями. Звучит музыка, иногда прерываемая возгласами закутанных с ног до головы в ткань женщин. Это сердце Феса, которое бьётся всегда – независимо от времени суток и года.
- Ты бывала здесь уже? – тихо спрашивается меня Рой, оглядывая Медину.
Контраст между более-менее цивилизованными районами Феса и Мединой поражает даже меня, привыкшую и полюбившую эту внезапную смену обстановки.
- Ты имеешь в виду в Фесе или на Медине? Хотя, какая разница – я ухмыляюсь, чуть ускоряя шаг при виде небольшого пёстрого рынка, раскинувшего свои прилавки возле одной из стен Медины. – Я жила здесь некоторое время. Лет пять или шесть. И постоянно возвращаюсь сюда – можно сказать, что здесь мой дом, несмотря на то, что родилась я и выросла в Хацоре.
Не успевает мой спутник ответить на мои слова, как мне в голову приходит грандиозная идея.
- Подожди меня здесь, - я беру Роя за руку и останавливаюсь с ним возле стены, рядом с прилавком, на котором разложены декоративные мечи и сабли – Я очень быстро.
Не дожидаясь его вполне закономерного протеста, я устремляюсь в сторону прилавков с тканями, с присущей мне вампирской скоростью выбирая наряд для танцев – прозрачное изумрудное одеяние, состоящее из короткой юбки и ничего не скрывающего верха, и дополняю свою покупку большим тёмно-зелёным шёлковым платком, расшитым узорами золотого цвета. Больше всего времени занимает процедура вплетения в волосы нескольких золотых нитей с колокольчиками и монетками. Наряд дополняют несколько массивных браслетов, смотрящихся на хрупких запястьях и лодыжках немного сюрреалистично. И вот я, быстро переодевшись в купленную одежду в одной из крошечных примерочных, возвращаюсь к воротам Медины. Как по заказу начинает играть подходящая моим планам песня , и я начинаю двигаться в такт музыки под взглядами нескольких заинтересованных мужчин и под его взглядом.
Невесомый шёлк скользит по коже, лаская её подобно прикосновениям любимого – нежно, трепетно, страстно, - спускается по телу вниз, пробегает ручьём по бархатистой коже, возвращается назад, снова прикрывая то, что только что было открыто взору. Крошечные колокольчики и монетки, которыми расшиты невесомые кусочки ткани, едва прикрывающие соблазнительные изгибы тела, звенят в такт движениям – поворот, рыжие волосы летят, обрушиваясь на спину огненным водопадом, звеня вплетёнными в них нитями с крошечными монетками, бёдра изящно двигаются в такт мелодии – где-то плавно, где-то чуть резче. Подхожу к Рою, его руки тянутся ко мне, но у меня совершенно другие планы – поднимаю ножку, маленькая ступня упирается ему в грудь, чуть толкаю его назад, и он отходит, глядя мне в глаза в предвкушении того, что будет дальше. Отхожу от него, лишая возможности дотянуться до меня руками, почувствовать касаниями то, что он видит перед собой. Быстро снимаю платок, повязанный вокруг бёдер – лёгкая шёлковая ткань летит, повинуясь движению моей руки, мягким облаком приземляется в руки Роя, открывая его взору то, что было полуприкрыто ею – длинные стройный ножки, бёдра, на которых повязаны крошечная юбочка, воспаляющая воображение, заставляющая представлять прелести, скрытые маленьким кусочком ткани.
Участь Роя постигает мужчину, стоящего рядом с ним – моя ножка, звеня браслетом, поднимается вдоль его ноги, он перехватывает её ладонью, медленно поднимая вверх и целуя кожу в паре сантиметров от браслета. Опускаю ножку вниз и отхожу прочь.
Невесомые шаги ведут меня к высокой колонне, которая заканчивается крошечной площадкой – я люблю удивлять и хочу танцевать на ней. Забраться на неё, используя свои возможности вампира, было бы слишком неожиданно для жителей Феса. Я оказываюсь на канате, натянутом в паре метров над землёй, ловя восхищённые возгласы мужчин снизу. Прохожу по нему вперёд, вращая бёдрами, и поворачиваюсь к Рою, кивая на мечи рядом с ним. Он безошибочно угадывает моё желание и, подхватив меч, бросает его мне. Подхватываю его в воздухе и снова поворачиваюсь лицом к колонне, кладу меч на ключицы, чуть откидываясь назад, и прогибаюсь почти до земли, поднимая одну ногу вверх. Выпрямляюсь, шагая вперёд, попутно скинув меч на землю, и быстро достигаю колонны. Молниеносное движение – и я стою наверху колонны, на крошечной площадке, которая вмещает лишь только две моих босых ступни. Развожу руки в стороны, двигаясь в такт музыки, стоя на одной ноге, поднимаю вторую вверх и, придерживая её рукой, полностью выпрямляю, открывая взорам мужчин внизу свои аппетитные формы. Резкий поворот под звуки замолкающей музыки и я лечу вниз, слыша ропот толпы. Легко приземляюсь вниз, ловя взгляд Роя, который оказывается рядом через несколько мгновений, накидывая мне на плечи платок:
- Ну что, натанцевалась? – голос окрашен нотками пылающей злости, и я киваю головой в ответ. Слабая улыбка касается моих губ, и я отвечаю, как ни в чём не бывало:
- Проводишь до отеля?

Израиль. Назарет. 1938 год.

Порой бывает так, что самая незначительная мелочь способна повлиять не только на восприятие мира в целом, но и на всю твою дальнейшую судьбу. Впившаяся в твоё сознание, которое восприняло эту мелочь слишком остро, она будет вести в игре под названием "жизнь" долгие годы, заставляя посмотреть на абсолютно обычные вещи сквозь призму совершенно иного восприятия. Обыкновенные вещи уже не кажутся обыкновенными, отмеченные лёгким но въедливым туманом того, что так остро и надолго вцепилось и вошло в твой разум. Оглядка - вот то, что будет отныне сопровождать тебя по жизни - заставляя подозревать, не доверять, не верить. Потому что опаска быть обманутым и поставленным на колени станет идти за тобой по следам. Будет дышать тебе в затылок, напоминая своим лёгким дуновением о том, что тебе нужно бояться, нужно не раскрываться, всегда быть начеку, иначе в победители запишут не тебя, а твоего врага. И ты сам не будешь подозревать - что твой враг, - ты сам, но тот, разума которого не коснулась какая-то незначительная мелочь, оставившая отпечаток.

Ненависть, сквозящая внутри, разъедающая каждую клеточку жгучей кислотой, несущаяся по телу подобно извергающейся из жерла вулкана лаве. Ты могла бы помочь и сыграть на моей стороне, если бы не была такой слабой. Такой слабой и огромной одновременно - потому что в тебе львиная доля страха. Жутчайшего, отвратительно-липкого, сковывающего всю меня страха. Страха от той опасности, которая сквозит по пространству между мной и им. Пространству, которое тает с каждым шагом.
- Мира! - раздаётся его голос и мне кажется, что я слышу его возле самого уха, хотя между нами несколько метров, а Давид не кричит - он просто говорит это на бегу, нежно-страшным полушёпотом. Его голос долетает до меня, леденя и без того застывшую кровь. Я пытаюсь прибавить скорость, но понимаю, что и так бегу из последних сил.
Яркая луна на небе исчезает за облаками и мы бежим по ровной долине вперёд в полнейшей темноте. Я знаю, что впереди только пропасть, знаю, что мне не убежать, также как это знает Давид. Но продолжаю бежать вперёд и вперёд, потому что не могу остановиться от охвативших меня ненависти и страха. Давид начинает отставать и я сворачиваю вправо, потому что это мой единственный шанс убежать.
Над равниной раздаётся жутчайший смех моего преследователя и его крик:
- Авив!
Мне наперерез мчится огромный рыжий волк и вынуждает меня свернуть в сторону обрыва. Давид снова набирает скорость и снова мчится за мной параллельно с Авивом загоняя меня в ловушку. На ходу вытаскиваю клинок, зная, что он мне всё равно ничем не поможет и сегодня Давид получит то, чего добивается давным-давно - меня.
- Стой! Не подходи! - мой голос срывается на судорожный всхлип, едва я достигаю одинокого дерева, стоящего на самом краю огромной пропасти. Даже все мои возможности вампира не гарантируют мне того, что я выживу, если спрыгну вниз.
- Мира, Мира, - качает головой Давид, ухмыляясь и подходя ближе и добавляет, поворачиваясь к Авиву, - Ты можешь быть свободен, больше ты мне не нужен.
Волк отходит прочь, а Давид подлетает ко мне, грубо хватая за шею и впечатывая своим телом в дерево. Одна рука выкручивает моё запястье, лишая клинка, вторая до хруста сжимает шею. Безжалостные губы впиваются в мой рот, причиняя отвратительные ощущения.
- Ты всё равно стала моей Мириам, - рычит он мне в губы, проникая рукой под длинную юбку и заставляя содрогнуться от омерзительных касаний.
- Ненавижу тебя, - мой хрип с трудом вырывается из сдавленного горла, - Ненавижу и не хочу.
Давид снова смеётся, продолжая шарить по моему телу рукой.
- Мне и не нужно, чтобы ты меня хотела. Ты такая аппетитная, Мира, такая вкусная. Поверь мне, ты ни у кого не вызываешь ничего большего, чем желание. Ты очень желанна, точнее желанно твоё тело, но не ты.
Снова мерзкий поцелуй, грубые касания, болезненные в своей нетерпеливости и злости, треск разрываемой одежды, животный хрип Давида и моё безумное отвращение к нему и ко всем мужчинам в его лице.
- Не трогай меня, - я пытаюсь вырваться, но получаю в ответ удар за ударом по лицу, от которого голова мотается в разные стороны. Хватка Давида только усиливается, а новый поцелуй после ударов становится ещё беспощаднее предыдущих.

- Оставь Мири в покое! - разносится над равниной старческий властный голос и руки Давида сами по себе отпускают меня. Я не устаю удивляться той власти, которую имеет над Давидом старый Танах.
- Иди ко мне, девочка, - зовёт меня Танах и я быстро подбираю клинок и бегу к нему, на ходу пытаясь прикрыть порванной юбкой оголённые ноги.
Старик обнимает меня одной рукой и отворачивается от Давида, словно разом потеряв к нему интерес.
- Он ничего не успел тебе сделать, Мири? - голос старика раздаётся возле самого уха и я мотаю головой. Если бы я могла плакать, я бы сейчас рыдала от поселившейся во мне злости и ненависти - ненависти ко всем мужчинам.

Дома у Танаха пахнет лавром и я вдыхаю этот запах, позволяя ему изгнать из памяти всё то, что тревожило и мучило меня.
- Почему на Давида не действует мой дар? - мой вопрос скорее носит риторический характер, потому что я знаю, что старый Танах не знает на него ответа. Вместо того, чтобы в очередной раз удивиться вместе со мной, старик горько улыбается и качает головой.
- Внученька, уезжай, беги отсюда. Беги в Фес - там Давид не найдёт тебя.
На моём лице скорее всего написано удивление.
- Почему именно в Фес? - спрашиваю я у Танаха.
Он хмурит седые брови, потому что моё любопытство не знает границ.
- Просто послушай меня и уезжай. Давид будет искать тебя.
Я с сомнением качаю головой, ещё не зная, что моя следующая встреча с Давидом произойдёт гораздо раньше, чем я думала.

Ревность проистекает не из любви. И даже не из страсти. Ревность проистекает из чувства обладания. То, что ты сам для себя считаешь своим, ставя на нём оттиск собственности, и станет предметом твоей ревности. Будет настойчиво мучить тебя, находясь далеко, и ещё больше мучить, находясь близко. Ты будешь стараться всегда держать предмет своей ревности в поле зрения, бушуя внутри каждый раз, когда кто-либо сократит установленное тобой же самим расстояние. Установка границ до предмета твоей ревности действует, если он принадлежит тебе на правах собственности. Если ты заявил свои права на него не только перед самим собой, но и перед всем миром. В противном случае, ревность будет не только необоснованно-мучительной, она будет носить абсолютно бесправный характер, не имея никаких условий для существования.


Рой кивает в сторону мужчины, который так неосторожно принял мою опасную игру, и усмешка касается моих холодных глаз, освещая их жестоко-хищным блеском.

Меня обуревают разные эмоции, и среди них я абсолютно чётко улавливаю три: я в восторге от того, что мне удалось вывести Роя на ревность, мне передалось его желание видеть этого мужчину мёртвым и ещё - дикая радость от того, что сам Рой предоставил мне возможность продолжить дразнить его ревностью. Он уже успел прикоснуться к возможности обладания мною, успел решить для себя, что на данный момент я принадлежу ему и мне это даже нравится. За те десятилетия, что прошли с последней нашей встречи с Давидом, Рой был первым, кто вызвал такие чувства - желание чтобы меня брали, несмотря на моё противостояние. В случае с Роем противостояние стало игрой. Не было жуткого страха, как в том случае, когда Давид применял силу и грубость. С Роем его грубость на девяносто процентов носит ощущение осторожности и нежности...И ещё моё ответное желание получать эту сладкую жестокость снова и снова.
Я встречаюсь с моим вампиром глазами и улыбаюсь, едва кивая головой на его предложение. Отхожу от него, делая пару шагов назад и теперь уже встречаюсь глазами с парнем, который смотрит на меня со смесью вожделения и опаски, и сейчас мы проверим, какого из этих двух абсолютно верных чувств больше. Призывно улыбаюсь парню, грациозно поворачиваясь к нему спиной и ухожу с площади, тотчас слыша за собой шаги парня, а через пару секунд и тихие шаги Роя.
Мы проходим несколько десятков метров и я сворачиваю влево - в сторону освещённого факелами сводчатого коридора, где в этот момент безлюдно и царит такой необходимый полумрак. Чуть замедляю ход, и моя жертва оказывается рядом, почти сразу же хватая меня за руку и разворачивая лицом к себе. Рой замирает в темноте, не дойдя до коридора несколько шагов и теперь стоит, неразличимый ни для чьих глаз, кроме моих. Подталкиваю парня к стене, пока он не упирается спиной в свой каменный плен. Его рука обхватывает моё оголённое бедро и приподнимает, двигаясь к округлым ягодицам. Мой язык пробегает по его губам, из которых через несколько минут навечно уйдёт жизнь, а потом проникает в ароматное и аппетитное тепло его рта. Выгибаюсь, как кошка, прерывая поцелуй и скольжу губами по щеке к шее. Рука парня по-хозяйски прижимает меня к себе, лаская мою прохладную кожу горячим теплом и не менее горячими касаниями. Присаживаюсь возле него на корточки быстро спуская с него брюки и пробегаю поцелуями по его животу. В ответ слышу его стон, который переходит в жалобный всхлип, едва мои клыки вонзаются в его тело, протыкая тонкую кожу в паху, там, где так сладко бьётся пульс. Его руки сжимают свою смерть в последних объятиях, впиваясь пальцами в мои плечи, стараясь оттолкнуть от себя ту, что несёт его гибель, капля за каплей забирая его жизнь.
В мой рот бьют солоноватые струйки живительной влаги, горячими потоками растекаясь по телу. Ладонями поглаживаю его руки, вцепившиеся в меня мёртвой хваткой, словно пытаясь успокоить его и через несколько секунд его опустошённое тело с глухим стуком падает возле меня. Легко вскакиваю на ноги, несколько капель крови ещё блестят на моих губах. Подхожу к Рою, резко притягивая его голову к себе и впиваюсь в его губы поцелуем, почти сразу ощущая его язык во рту, который по-хозяйски собирает вкус нашей общей с ним жертвы. Сплетаю свой язычок с языком Роя, то отстраняясь, прикусывая его губу и тут же зализывая укус, то снова позволяю углубить поцелуй.
Так же мгновенно отстраняюсь от него, поворачиваясь спиной и, ни слова ни говоря, направляюсь в сторону отеля.

Дикая страсть способна на многое: воспламенить за секунду, пустив по телу лаву ощущений из огня, одержать верх над разумом, затуманивая все иные чувства, заставляя совершить самые противоречащие твоему "я" поступки. Страсть хороша, но это пожар, а жизнь огня известна наперёд: возгореться из крошечной искры, сжечь всё кругом, питаясь тем, что есть рядом, ярко озарить мир вокруг своим светом и угаснуть, не найдя новой пищи для своей яркости. Если повезёт - глубоко под пеплом останутся чуть тлеющие угольки, подув на которые можно возродить новое пламя. Но если костёр был ярок - он мог сжечь и их, оставив после себя только горсть мёртвого , серого, безликого пепла. Пепла, который ветер развеет тотчас, как коснётся его своим могучим и вечным крылом.
Совсем иной срок у медленной и мучительной нежности. Лёгкие касания, невесомое изучение, осторожное исследование - вот то, что сопровождает её, пока её горячий уголёк тлеет в твоём сердце. Иногда она способна, как и страсть, охватить с головой. Но она не торопится гореть, оставляя себе право прожить долгую и яркую жизнь.
Грамотное сочетание этой нежности и страсти способно согревать своим присутствием жизнь на протяжении всего её времени - то осторожно опуская вниз, то так же вознося вверх. Иногда падение может казаться болезненным и неожиданным, но на смену ему придёт яркий взлёт, который с лихвой перекроет все неприятные ощущения от того, как именно ты упал на землю.

Мы доходим до отеля в полном молчании и меня охватывают настолько противоречивые эмоции, что я даже забываю о том, во что именно я одета. Среди главных эмоций ярким лучом сверкает одна - мне хочется получить от Роя какую-то сногсшибательную реакцию. Например, злость , в которой он покажет, что я ему хоть как-то небезразлична. Но нет, он терпит все мои выходки, и иногда мне начинает казаться, что все его эмоции от моих поступков, такие, как ревность или злость, - лишь плод моего воображения. У меня в груди уже начинает разливаться жар - оттого, что мои ожидания не оправдались.
Охваченная этими эмоциями, я не сразу понимаю, что мы уже в моём номере и Рой вошёл в него вместе со мной. Он хватает меня за руку и прижимает к стене, не давай мне возможности ускользнуть и возмутиться его присутствием здесь. Снова поцелуй, без лишних слов - злой, больше похожий на череду нетерпеливых укусов, последний из которых выплёскивается злостью, когда Рой сильно прикусывает мою нижнюю губу.

Если бы ты знал, как мне хочется получить от тебя за это представление сполна, получить от тебя, почувствовать хоть на сотую долю то, что я хочу чтобы ты мне показал.
Вместо того, чтобы сказать ему о том, чего бы мне хотелось в данный момент я невинно интересуюсь:
- Тебе понравилось?

Мне послышалось, или в его голосе действительно есть доля сарказма? Может быть, всё дело в том, что он видит меня только как свой сексуальный объект? Но мало предъявить свои права только сексом - иные поступки вне его способны сказать гораздо больше.
Он быстро снимает с меня верхнюю часть невесомого костюма и отбрасывает его в сторону.

Уже неплохо, это даже начинает становиться любопытным: какое же наказание мой вампир придумал мне на этот раз?
- Так и трепещу, - улыбаюсь я ему в ответ, предвкушая то, что он приготовил для меня теперь.

С этими словами он подхватывает меня под ягодицы, и я обхватываю его ногами, позволяя унести себя в комнату положить на кровать. Мысли о чём-то ином, кроме желания быть с Роем сейчас и получить от него наслаждение, которое он способен подарить, вылетают из моей головы, как только он снимает с меня оставшуюся одежду. Руки сами тянутся к его футболке, стаскивая её и отправляя в какой-то из углов комнаты.
Поцелуи лёгкие и разжигающие желание до немыслимых пределов. Его губы спускаются на грудь, захватывая поочерёдно то один то другой сосок губами и обводя их языком. Я притягиваю его голову к себе ещё ближе, зарываясь пальцами в волосы, а его рот спускается ниже и в следующую секунду я чувствую как его язык обводит клитор, то усиливая нажим, то пробегая по нему невесомо-ласкающими движениями. Его руки лежат на моих бёдрах, не давая им закрыться, когда наслаждение от его ласк угрожает перерасти во взрыв. С моих губ срывается мучительный стон, и в этот момент Рой прекращает пытку, так и не дав мне нужной разрядки. В его глазах почему то полыхает неведомый огонь, и я даже не знаю, к какому разряду его отнести. Вожделение? Страсть? Злость?? Он снова целует мою шею, прикусывает ушко зубами и ласкает его языком внутри.
Рука Роя проскальзывает между нашими телами, касаясь моего лона, в которое он поочерёдно вводит два пальца и я выгибаюсь дугой навстречу его руке. Его движения внутри резкие и отрывистые, они извлекают из моего тела стоны, то входя на полную глубину, то замирая на входе. Взгляд голубых глаз направлен в сторону моего лица и я знаю, что он хочет - он хочет уловить момент, когда я не смогу больше сдерживаться. Я прикрываю глаза и Рой хватает мои волосы в горсть, приближая своё лицо к моему:
- Смотри на меня! - в голосе отчётливо слышен приказ и я открываю глаза, снова попадая в плен небесного цвета. Наконец, когда разрядка так близка, он убирает руку, которая только что дарила мне неземное блаженство и пробегает пальцами, чуть солоноватыми на вкус по моим губам...Я не сдерживаюсь и втягиваю один из них в рот, встречая на его лице радостную ухмылку.
- Молодец, девочка...
Затем наклоняется к моему уху и шепчет:
- Попроси меня.
В моих широко распахнутых глазах светится удивление от такой быстрой смены эмоций - от нежности до багряной злости. А Рой снова зажимает в кулаке мои волосы, не давая подняться и снова произносит:
- Попроси меня!
Я изворачиваюсь, придавленная тяжестью его тела и рычу в его ухо:
- Пошёл к чёрту!!
Изгибаюсь, умудрившись дотянуться до его уха и больно прикусываю его. Пользуясь его замешательством, выскальзываю из-под него и тут же расплачиваюсь за свои действия: Рой переворачивает меня на живот и вытянув мои руки над головой, прижимает их к кровати. Я чувствую его возбуждённый член возле моей попки и слышу возле уха его рык:
- Ты сама напросилась...

Польша. 1962 год.

Я смотрю в кроваво-красные глаза своего мучителя, на дне которых плещется тёмная вода сумасшествия, и радуюсь, что он не избрал более жестокий способ, чтобы убить меня. Он изо всех сил дёргает меня за перебитую руку, и я врезаюсь в его грудь, отчего наши соединившиеся тела издают грохот, больше похожий на звук камнепада.
- Мира, нельзя бегать от меня до бесконечности, хотя в нашем случае это вполне возможно! – шепчет Давид, зарываясь лицом в мои волосы и, пропуская их сквозь пальцы, всматривается в лунный свет, льющийся в окна старого особняка.
- Отпусти, - мой голос больше похож на жалобный всхлип, который вызывает у Давида злобный оскал и он прижимает меня к себе ещё сильнее, сжимая мою неподвижную руку стальными тисками и посылая по моему телу жгуче-непереносимую боль.
- Думаешь, я тут же внемлю твоей просьбе и так просто дам тебе свободу? – Давид качает головой, словно что-то объясняя неразумному ребёнку, и снова вдыхает аромат моей кожи, - Мира, ты стала моей навязчивой идеей и болезнью. Моей мечтой и моим кошмаром, предметом моего обожания и ненависти. Ты не можешь принадлежать никому другому, кроме меня. Я сам назначил себя твоим хозяином, и теперь ты станешь моей навсегда.
Резкая боль в правой ноге отзывается протяжным стоном, и Давид отталкивает меня от себя. Мне чудом удаётся устоять на здоровой ноге, и Давид подскакивает к стене, снимая с него факел.
- Уходи, беги, хозяин разрешает, - его сумасшедший смех рассыпается по полутёмному помещению унылой кухни, и я стою, замерев, не в силах поверить услышанному. – Беги, что же ты? – снова жуткий смех, потому что он понимает – мне не уйти далеко.
Он сует мне в руки факел и, хватая за волосы, тащит за собой на улицу, выкидывая за дверь.
- У тебя есть время до рассвета, на рассвете я выхожу за тобой. И больше шанса сбежать у тебя не будет. Беги, но знай, что ты моя. Пока я жив, ты не имеешь права принадлежать никому другому, кроме меня.
Дверь особняка закрывается за Давидом, и я устремляюсь в сторону леса, темнеющего в нескольких десятках метров от этой покинутой местности.
Каждый шаг отдаётся во всём теле болью, но я упорно бреду вперёд, вырывая для себя драгоценные секунды с каждым шагом. Сколько так проходит времени, я не знаю, возможно, пара часов, а, возможно, часа четыре.
Небо начинает светлеть, посылая мне сигнал о том, что Давид вот-вот придёт за мной. Найти меня для него не составит труда, а используя скорость, он скоро снова получит меня и больше не отпустит.
Вокруг только лес, стоит сплошной стеной и я даже не знаю, куда я двигаюсь…Как будто я потерявшийся в лесу ребёнок, который упорно не желает оставлять мысль о том, что ему удастся выбраться отсюда целым и невредимым.
В нос ударяет запах оборотня, вынуждая меня остановиться, и я замираю на краю небольшой лесной полянки. Мне навстречу выходит Авив, двигаясь медленно и осторожно, и я быстро выхватываю клинок, зная, что он ничем мне не поможет. Однако, его привычная тяжесть, которая ложится в оставшуюся невредимой руку, придаёт уверенности и сил. Это Давид способен одним своим присутствием парализовать всё моё тело, Авив же вызывает только ненависть, несмотря на то, что сейчас он может убить меня без особых трудностей.
Из моего горла вырывается кровожадное рычание, но Авив вдруг ведёт себя совершенно странно – подходит чуть ближе, отворачивается от меня и ложится на траву.
Он что, приглашает меня залезть к нему на спину? Его глухое урчание подтверждает мою догадку, а в карих глазах светится нетерпение. Я понимаю, что только с его помощью мне удастся ускользнуть от Давида. Впрочем, как с его помощью я могу снова оказаться в смертельном плену.
Я неловко влезаю к нему на спину, и он почти сразу устремляется вперёд. Мне остаётся только довериться врагу, довериться на то время, в которое он по какой-то причине решил мне помочь и вверить ему свою судьбу.
Потому что это единственный шанс остаться в живых и пока скрыться от кроваво-красных глаз ненавистного мучителя. Тех глаз, которые я увижу снова в тот момент, когда в моей жизни появиться он. Тот, кто станет способным изгнать мои воспоминания и страхи, всё то, что угнетало меня десятилетия, что пугало как ничто другое.
И в следующий раз мне будет за что бороться, просто потому, что я захочу быть свободной не только для себя одной…

Борьба против него, борьба с самой собой, борьба с тем, чего я желаю…И я терплю полный провал, падая в бездну своего удовольствия и принадлежащей только мне ласки. Прикосновения к моему телу – это как прикосновения к моему сердцу, сквозь всё то, что окружало его непробиваемой стеной. Один он смог дотронуться до него, не прилагая особых усилий и всё равно оставляя после себя нежное послевкусие трепета и осторожности. Взлёт и падение, новая борьба, отмеченная чуть большим следом власти с его стороны и злости с моей. Это как скольжение на острие ножа – который накреняют то в одну, то в другую сторону: опасность пораниться перемежается попытками удержаться на его остро-опасной и болезненной грани. И в то же время – глаза в глаза, не сдаваясь продолжаешь гнуть свою линию – потому что сдавшись ты упадёшь вниз, немилосердно изранившись об острое лезвие ножа.
Наши занятия любовью – в стиле эклектика – где ведущий дизайнер – мужчина. Смешение всех ритмов и оттенков, скоростей и чувств, ощущений и движений. Где-то чуть ярче мазок кистью, где-то бледнее, а вот здесь расставить акцент так, а не иначе. И на протяжении всего единения – непрерывная борьба, где не может быть одного победителя. Мы снова поразительно быстро меняемся ролями, перебрасывая друг другу главный приз – удовольствие, которое дарит нам изучение друг друга – то мучительно-нежное, то остро-жёсткое.
Рой умело разжигает во мне страсть и ярость, чтобы потом обрушить на них водопад нежности, которая выбьет почву из-под ног, заставляя забыть о том, как сильно мне хотелось его когда-то прибить. Он то отпустит прочь, даруя ложное и несуществующее ощущение зыбкой свободы, то притянет назад, на первое время зля меня тем, что я скована по рукам и ногам. Чтобы впоследствии, когда я снова получу эту ненужную мне свободу, я могла тосковать по его умелым и необходимым мне ласкам.
И снова текут минуты, то ускоряя, то замедляя свой и наш темп, проносятся мимо, чтобы больше никогда не вернуться, но оставить после себя неизгладимое впечатление и воспоминание. Как давно я не ощущала этого желания, чтобы время застыло и не шло так быстро, несмотря на то, что я даю понять Рою, что мне не хочется больше быть с ним. Несмотря на то, что я вру ему, что мне хочется его покинуть и прекратить всё то, что приносит такое наслаждение.


Произносит Рой, нежно пробегая по моим губам пальцами, прикосновения которых моё тело помнит так остро и глубоко. И мгновение нежности и отдыха для меня отлетает прочь, заменяя себя желанием протестовать. О! Такие фразы о просьбах способны произвести на меня только такое впечатление, потому что моя кошачья натура, желающая гулять сама по себе, всегда будет одерживать надо мной верх.
Я быстро оказываюсь сверху, впиваясь в губы Роя поцелуем и терзая его в страстной ласке. Чуть сильнее прикусываю его губы, ласкаю его язык своим язычком, то отступая назад, то снова врываясь в ставшее таким привычным тепло его рта. Он снова готов быть внутри меня, чем я и пользуюсь, садясь над ним на корточки и обнимая его за шею. Быстрое движение бёдрами вниз и он снова заполняет меня до упора, а наши стоны сливаются в один в паре миллиметров от губ друг друга. Начинаю быстро двигаться, ловя глазами его взгляд и применяя дар. В его глазах разливается злость, в моих – некая доля превосходства. Быстрые движения вверх вниз, пять минут, десять, двадцать…Может, час…Дыхание сбивается, когда я шепчу в его полураскрытые губы:
- А теперь, я отпущу тебя только тогда, когда ты меня нежно об этом попросишь…
Улыбка касается моих припухших губ, и я ловко поднимаюсь на ноги, снимая дар.
- Пойдём, погуляем по Фесу, сегодня довольно пасмурная погода…

Старый город, чудесный аромат, тепло пробивающегося сквозь облака солнца, и рука в руке…Так тихо и спокойно, и так удивительно привычно, хотя мы знакомы всего несколько дней. Что будет дальше? Завтра…Да даже сегодня, через пару часов. Что будет с нами? Разве нужно задумываться об этом сейчас? Строить планы, которые имеют обыкновение рушиться, говорить друг другу что-то большее, чем есть у нас на самом деле, давать обещания, которые совершенно не нужны и неважны…
Тёплый ветер, тишина на окраинах города, и снова ощущение его близости. Быстрые поцелуи, лёгкие касания сквозь невесомую одежду, напоминания о том, что было у нас несколько часов назад. И закат у моря, когда последние лучи красного солнца горят на его коже миллионами искр. Как маленькая вселенная с мириадами звёзд. Такая близкая и далёкая, моя и чужая – целый космос.
Звонок мобильного разрывает тишину и я поднимаю трубку, следя глазами за тем, как солнце медленно опускается в воду, окрашивая воду в оранжевый цвет, и не выпуская ладони Роя из руки.
- Да, Виктория, слушаю.
- Мисс Дарк, мне удалось добыть для вас Ярость Дракона. Жду вас в Лас-Вегасе на старом месте завтра к вечеру.
Один телефонный звонок и мне нужно срочно улетать в Лас-Вегас, чтобы забрать у Виктории меч, который пополнит мою коллекцию холодного оружия.
- Что-то случилось? – спрашивает Рой, подходя вплотную и по-хозяйски обвивая руку вокруг моей талии.
- Нет, - качаю я головой в ответ, - Ничего, кроме того, что мне нужно срочно улетать отсюда.

Мы покидаем город, а за окном такси проплывает такой родной Фес. Мы покидаем его тихую пристань, а меня покидает ощущение спокойствия, поселяя в душе странную тревогу. Что будет у меня впереди, знает только будущее, раскинувшееся передо мной в дымке молчаливого призыва. И это неважно, потому что я привыкла жить тем, что имею здесь и сейчас. Рой задумчиво смотрит в окно, и я тоже погружаюсь в размышления, не замечая, как мы достигаем аэропорта. Несмотря на то, что желание позвать Роя с собой крепнет с каждой секундой, это глупо. Глупо и бессмысленно. Я никогда не буду чувствовать себя в безопасности вне Феса, никогда…
Мы выходим из такси и попадаем в здание аэропорта. Я покупаю билет до Лас-Вегаса, а куда берёт билет Рой, даже не смотрю. Потому что эта информация меня никак больше не касается. Быстро прохожу регистрацию на рейс и перед последним контролем, куда Рой со мной не пойдёт, пробегаюсь лёгким прощальным поцелуем по его губам и шепчу:
- До встречи…когда-нибудь…в другой жизни…
И всё равно, рука против всяких доводов здравого смысла оказывается в кармане его пиджака, положив туда записку со стихотворением и моим номером телефона, быстро написанную в отеле.

Разлука бьёт, как острие ножа,
Безжалостно кромсая плоть мою,
И замирает трепетно душа,
Застыв у бездны этой на краю.

Но чтобы ни случилось с нами дальше,
От осознанья мне намного легче,
Что скоро без обмана и без фальши,
Разлуку мы заменим новой встречей…

Я оторачиваюсь от Роя и прохожу в сторону последнего контроля.
Уже сидя в удобном кресле первого класса, когда самолёт начинает движение по взлётной полосе, я понимаю, что мою душу острыми когтями рвёт осознание, что я теряю что-то очень дорогое. Но я ничего не имею права сделать…Просто потому, что я – Живущая с грустью…

Лас-Вегас
Что такое совершенство? Идеальность форм и линий? Высшая форма бытия? Грань, которую ещё никто не переступал?
Что идеально для одного - обычно для другого, и уже не совершенно. А, может, всё совершенство в обычности? Ведь тот, кто не стремится к большему, получая удовлетворение от нормы и будет считать эту норму совершенной. Абсолютно идеальные форма и содержание скучны до безобразия, как скучна статичная классика, неизменная, вне времени и пространства. И уже совершенство не кажется столь притягательным, потому что пороки и изъяны так сладки и доступны. Запретность вкупе с доступностью - абсолютно уникальный по своему содержанию коктейль, который стирает все мечты об идеале, оставляя их в разделе грёз. То, что запретно, но может стать твоим, то, что доступно и в то же время так далеко, то, что порочно и несёт в себе такой сладкий след изъяна - это и есть абсолютная реальность. Всё остальное совершенство - а совершенство у каждого своё.

Лас-Вегас встречает меня ясной и прохладной погодой, и первые шаги в этом городе начинают стирать ту восточную сказку, в которой я побывала только-только. Совсем другой аромат - собранности и опаски, многолюдности и одиночества. Какой-то совершенно иной - неуловимый и в то же время ясный - я одна и вокруг снова проступают оттенки опасности.
Телефонный звонок вырывает меня из ощущения тревоги, едва я достигаю отеля Bellagio Hotel and Casino, в котором обычно останавливаюсь здесь, прилетая на встречу с Викторией.
- Да, Виктория, нет, ещё не знаю, перезвоню через полчаса.
Взяв ключи от номера у портье, я поднимаюсь на третий этаж и набираю номер помощницы. Сегодня я получу Ярость Дракона - катану, о которой мечтала несколько лет.

Холодное оружие - это совершенство силы и мастерства. Это уникальность, созданная руками человека. Это - искусство, в котором сквозит красота и изящество, переливаясь на идеальных гранях и спрятавшись в стали, которую слой за слоем наносил мастер при изготовлении оружия. Оружие с вековой историей, повидавшее на себе кровь и смерть притягательнее в разы.
Виктория открывает совершенно простой на вид чехол, в котором лежат такие же простые ножны и даёт мне полюбоваться на катану некоторое время. Я достаю её с трепетом и таким сладким ощущением предвкушения.
-Это катана императора Го-тоба, изготовленная для него мастером Масамунэ в 1217 году, семь слоёв стали - конструкция Сосю китаэ...- рассказывает мне Виктория то, что я знаю и без неё.
Я выхватываю катану из ножен и встаю в позицию в соответствии с наукой кэндзюцу, которую знаю в совершенстве. Киваю на декоративное блюдо на стене и Виктория ловко снимает его со стены и подбрасывает в воздух. Быстрый взмах катаной и блюдо разлетается на ровные половинки, которые со звоном приземляются на пол.
Я вкладываю катану в ножны и протягиваю Виктории чек. Она выходит из номера без лишних слов, а я убираю оружие в сейф. Всё-таки, сюда я приехала не зря...

За окном ночь вступает в свои права, но мне совершенно не хочется улетать отсюда домой, несмотря на билет на Форкс с открытой датой. Я надеваю короткое платье и туфли на шпильках и выхожу из отеля направляясь в клуб, чтобы развлечься. Танцы, алкоголь, небольшая доля игры - вот то, что влечёт меня сегодня.
В клубе занимаю место возле стойки бара и заказываю себе Дайкири, лениво оглядывая окружающих и ловя несколько взглядов со стороны противоположного пола. Через пару минут на свободный стул рядом со мной приземляется девушка, в которой я с удивлением узнаю Аларию. Она тоже осматривается кругом, и замечает меня. Я склоняю голову набок, посылая ей улыбку и отпивая глоток напитка, поданного барменом.
- Какая удивительная встреча, Алария, - произношу я отставляя напиток в сторону и подпирая кулачком щёку.
Определённо, отдых в Лас-Вегасе станет интереснее, чем я рассчитывала, если только моё первое впечатление об этой великолепной шатенке совпадёт с реальностью...

Физическая боль бывает непереносимой лишь до тех пор, пока услужливое сознание не отключит само себя, чтобы не воспринимать её. Это сохраняет разум и сердце от смерти, потому что боль способна убить.
Но что делать с болью душевной, которая стала твоей частью, въелась в каждую клеточку тела, разлилась по венам сжигающим всё вокруг огнём? Её не отключить, как бы тебе этого ни хотелось, а между тем она продолжает сжигать и убивать тебя - медленно, мучительно верно. Как будто в тебя вложили горящий уголь, который разрастается с каждой минутой, распаляется в пожар, уничтожая всё на своём пути. И так хочется спрятаться от всех, сжав грудь руками, обхватить себя, чтобы хоть на секунду потушить то пламя, что бушует внутри, чтобы снова почувствовать себя живым...ощутить, что ты можешь сделать вдох, но ничего не помогает.
Такая боль не проходит бесследно, она оставляет глубокий кровоточащий рубец, она оставляет о себе постоянное болезненное воспоминание и страх, что она может повториться. Ужас, от того, что она снова может вторгнуться в твоё сердце. Это как идти по битому стеклу - тебя будут сопровождать кровь и боль, режущая и острая. Это как идти по битому стеклу вечно...Способно ли что-то излечить сердце от этой боли? Наверное, только полная заморозка, без права на восстановление. А нужно ли оно будет кому-то после этого? Наверное, нет...

Мы с Аларией говорим на самые разные темы и я ощущаю, как напряжение вкупе с болезненностью, которые я испытывала последние несколько часов, исчезают. Может, тому виной изрядная доля спиртного, которое так незаметно уничтожается за приятной беседой. А может, весёлый смех и непринуждённость атмосферы...Вот только в памяти всё равно - голубые глаза, которые так сильно хочется увидеть...Так сильно, что пальцы сжимаются на ножке бокала с коктейлем, угрожая переломить её напополам.
Заинтересованные взгляды мужчин вокруг наконец обращают на себя наше внимание и Аля показывает на симпатичного представителя противоположного пола, который наблюдает за нами уже минут десять.

Мне было абсолютно всё равно, на кого из нас смотрит парень...Абсолютно всё равно до тех пор, пока Алария не заявляет, что он смотрит именно на неё. Тогда извечная женская сущность берёт надо мной верх и я отвечаю:
- О, нет! Он смотрит на меня!
Аларию этот ответ совершенно не удовлетворяет и она предлагает азартное решение этого вопроса:

Я улыбаюсь, предвкушая интересную забаву и встаю со своего места одновременно с Аларией, договорившись встретиться с ней здесь через час. Не успеваю я отойти и пару метров, как на мою талию ложится мужская рука, а возле уха раздаётся шёпот:
- Потанцуем, рыжая? - я не успеваю воспротивиться, как мы начинаем двигаться под ритмы зажигательной мелодии. Чуть отклоняюсь назад, и рука парня, поддерживающие меня под спину, помогает мне вернуться в прежнее положение, в то время, как вторая его рука проводит от шеи к животу. Что ж, он неплохой танцор. Нажатие моих пальцев на его плечи становится гораздо более сильным, чем это положено такой девушке как я и в глазах парня светится удивление. Недалеко от нас Алария уже забирает свою первую визитку и, помахав ей в воздухе, двигается дальше. Однако, моя жертва, видимо решила, что я - это всерьёз и надолго. По крайней мере на всю сегодняшнюю ночь уж точно. Я мило улыбаюсь ему и выскальзываю из его объятий. По крайней мере, здесь ещё уйма мужчин, которые могут послужить гораздо более верным источником визиток, чем этот парень. Он двигается следом за мной и я быстро достигаю бара и сажусь за стойку рядом с симпатичным и одиноким мужчиной. Тот мгновенно переключает своё внимание с бокала коньяка на меня и задаёт вполне ожидаемый вопрос:
- Угостить вас выпивкой?
Я подпираю щёку кулачком и загадочно смотрю на своего собеседника. Сегодня лёгкая ночь, в которой необязательно знать имён друг друга, набросив на общение лёгкую завесу тайны.
- Если вы будете столь любезны, пожалуй и я отвечу любезностью и выпью с вами.
Через пару минут передо мной материализуется новая порция Дайкири и я поднимаю тост:
- За знакомство!
Взгляд ярко-голубых глаз моего нового знакомого заставляет сжаться моё безмолвное сердце.
- За знакомство! - незнакомец поднимает в ответ бокал коньяка и отпивает глоток, не сводя с меня глаз. - Давно здесь?
Не успеваю я ответить, как он нагибается ко мне и проводит пальцами по моему декольте, якобы поправляя кулон, и намеренно дольше задержавшись горячими пальцами на ложбинке между грудей.
Я оставляю его жест без внимания, бросая взгляд на часики.
- Довольно давно, - я встаю со стула, подхватив со стойки свой бокал, - По крайней мере, настолько давно, что мне пора идти.
Поворачиваюсь к нему спиной и почти сразу слышу его голос:
- Меня зовут Майкл Вейден, вот моя визитка, если понадобятся услуги адвоката...Или если вы снова будете нуждаться в бокале Дайкири или том, чтобы вам поправили кулон - я готов вам в этом помочь.
Я мило улыбаюсь, забирая у него свой трофей и отхожу в сторону, окидывая взглядом клуб.
Почти через час в моей руке зажаты уже восемь визиток и теперь я направляюсь к месту встречи с Аларией.
Чуть пофлиртовать, невинно похлопать глазками, где-то соблазнительно закинуть ногу на ногу, где-то поправить "случайно" задравшееся платье - и у тебя в руках номера телефонов владельца ресторана, банкира, дипломата, пары адвокатов и врачей, и даже владельца бюро ритуальных услуг, который обратился как нельзя по адресу.
Ночь уже в разгаре, а у меня настроение почти в норме и всё благодаря моей новообретённой подруге, которая так удачно зашла в этот клуб в одно время со мной. Мы встречаемся в условленном месте за три минуты до окончания назначенного времени и Аля демонстрирует мне свой "улов".
- Девять визиток. А как дела у тебя?
Я досадливо морщусь, протягивая в руке восемь квадратиков и в этот же момент мой первый "танцор" протягивает мне ещё одну визитку.
- Извините, если у вас будет время, или если вам нужны услуги адвоката, вы можете обратиться ко мне.
Я забираю у парня визитку и поворачиваюсь к Але.
- Не поверишь, это третий адвокат на сегодня. Неужели так похоже, что мне нужны их услуги?
В ответ раздаётся смех Аларии.
- Во-первых, у нас боевая ничья, а во-вторых, не тебе одной - у меня четыре адвоката.
Наш смех разносится по клубу и я снова смотрю на Аларию:
- Ну, что будем делать дальше?
- Как что? - восклицает сногсшибательная шатенка, - С таким количеством адвокатов нам остаётся только одно - совершить преступление!

Жажда...Какое сладкое слово, какое вкусное ощущение, когда знаешь, что она окончится насыщением, потерпит фиаско, едва твоё желание возобладать чем-то исполнится в полной мере. Так сладко знать, что иссушающая жажда растает как туман, которого коснулись первые лучи солнца, исчезнет, заменившись удовлетворением. Жажда бывает такой многогранной - от простой примитивной, когда ты просто хочешь испить кого-то до дна, посылая по телу ощущение безграничной силы и возвращая глазам цвет покоя, до иссушающей тебя намертво. Ты не можешь обладать тем, чего так сильно жаждешь, зная, что жажда так и будет властвовать над тобой, преобладать над разумом, выжигать сердце. Каждую секунду будет с тобой, шепча тебе на ухо о том, чего ты не имеешь и что так хочешь получить. Любой напиток, который не будет содержать утоления жажды, будет лишь усиливать её, заставлять охватить твоё алчущее горло ещё большим пожаром...Истреблять, высушивать, убивать...Но тем сладостнее ощущение от того момента, когда жажда исчезнет, смываемая первыми потоками мучительно - приятного напитка, который возвратит тебе ощущение жизненной силы.

Глаза Аларии полыхают ярчайшим рубином, лучше всяких слов говоря о том, чего она хочет больше всего в данный момент. Я абсолютно не голодна, потому что наша с Роем игра в противостояние однажды закончилась моим полным насыщением, во всех смыслах этого слова. Но мне так хочется побаловать себя своей силой преобладания над жертвой, почувствовать её страх, своё могущество, когда она трепыхается в моих руках, как бабочка пришпиленная иголкой, с каждой секундой ослабевает от потери своей крови, которую я отнимаю у неё.
Мы ищем себе жертв - придирчиво, досконально выбирая тех, кому выпадет честь стать нашим сегодняшним развлечением. Слегка улыбаюсь высокому статному парню с тёмными волосами и тут же равнодушно отворачиваюсь, понимая, что моя жертва на крючке - крепко цепляясь за свой смертельный захват, жаждая милости своего палача, но зная в глубине подсознания, что смерть и станет нужным искуплением. Алария тоже уже крепко держит свою жертву при помощи манящей улыбки и такого возбуждающего холода глаз, которых не касается ни одна эмоция, кроме плещущегося на их дне голода. Так быстро пролетает время этих смертных - их последние минуты, которые мы с Алей благосклонно наполнили предвкушением обладания нашими совершенными телами. Это и есть наша милость палачей, если угодно, последнее их слово перед смертью. Я почти что чувствую кожей, как они хотят нас, уже представляя себя рядом с нами, представляя как их губы ласкают мрамор нашей кожи, а нетерпеливые руки повторяют их сладостный путь.
Я увожу свою жертву, никчёмное имя которой я даже не знаю, в отдельную комнату, оставляя Алю и его спутника одних.
Парень почти сразу тянет ко мне руки, но я ловко ускользаю от него, беря со столика пульт от музыкального центра и включая композицию на полную громкость. По номеру разносятся звуки мелодии и моя жертва усмехается почти не раскрывая губ:
- Неплохой выбор...
- Самое то, для тебя, - подмигиваю я ему и уклоняюсь от его рук, направляясь к постели, на котором лежит мой клинок. Беру нож в руку и снова поворачиваюсь к парню, ловя лёгкую степень недоумения в его глазах. Сокращаю расстояние между нами, отводя его вплотную к стене, прижимая к ней спиной и ловким движением руки разрезая сверху ворот его футболки.
- Я буду убивать тебя медленно, наслаждаясь каждой секундой, - шепчу в приоткрытые для поцелуя губы.
В его глазах недоверие теперь перекрывает все остальные эмоции, но уже слишком поздно для него - агнца принесённого на жертвенный алтарь.
Клинок быстро вскрывает такую нежную кожу на его шее, но его вскрик тонет в потоках музыки льющейся из колонок. Первое оцепенение сменяется судорожной истерией - когда капли крови так сладко падают на белоснежный ковёр. Руки вцепляются в скользкий от крови клинок, но я быстро усмиряю его истерику даром, так трепетно наслаждаясь его испугом и ужасом, которые как цунами встают в его серых глазах. Наклоняюсь медленно скользя языком по его шее, поднимаюсь к клинку, пробегаю по его лезвию, ловя ртом сладкие ручейки сбегающей крови. И медленно снимаю дар, почти мгновенно готовая всадить клинок до упора, пробивая позвонки. Руки парня снова судорожно хватаются за мои плечи, пачкая кровью платье и он хрипит:
- Кто ты?
Быстро всаживаю клинок ещё глубже и шепчу угасающим глазам:
- Я твой последний приз...

Дверь приоткрывается и в неё заглядывает сытая Алишка. Она качает головой, обозревая окружающую обстановку.
- Пожалуй, придётся съезжать отсюда, - произносит она, чуть посмеиваясь над тем, что я сотворила.
Я вынимаю клинок и вытираю его о футболку парня, придерживая его одной рукой, чтобы он не упал раньше времени. Отхожу прочь, направляясь в ванную, где скидываю испорченное платье и быстро залезаю в душевую кабину.
- Сейчас собираю вещи и съеду отсюда, - говорю я Але, смывая кровь с себя и клинка.
- Подожди, есть идея, - слышится её голос сквозь потоки льющейся воды.

Я выхожу из душа, быстро собирая необходимые вещи, которые впрочем я так и не успела толком разобрать, и почти сразу же, как у меня всё готово, дверь номера раскрывается и в него входит служащий отеля, который катит перед собой тележку с шампанским и тарелкой клубники. Едва он осознаёт что в номере не всё в порядке, как я автоматически применяю дар, обездвиживая его, а Аля кивает и подходит к мужчине так, чтобы видеть его глаза. Секундное общение и он широко улыбаясь, выбегает из номера. Алишка подходит к столику и открывает бутылку с шампанским и наливает два бокала, протягивая один мне.
- Ну что? Теперь за полное знакомство? - подмигивает она мне и мы поднимаем тост друг за друга.
Парень прибегает назад с какой-то канистрой и начинает поливать всё кругом. Мы выходим из номера, едва он бросает спичку на щедро политый ковёр и идём по направлению к номеру Али.
- Гипноз? - спрашиваю я у подруги и она кивает в ответ.
Уже через несколько минут за стенами отеля разносится вой пожарных сирен и я лениво интересуюсь у Али, прежде, чем войти в её номер:
- Ну, чем ещё побалуемся, дорогая?

Даже самые притягательно-интересные занятия наскучивают, если их слишком много. Выпивка, танцы, игра...Это надоедает, если этим наполнены дни и ночи. И как приятное разбавление будней - дело, которое нужно сделать Але.
Крисивый особняк, источающий аромат богатства и роскоши и отсутствие даже намёка на то, что вся моя жизнь перевернётся через считанные минуты.
Мы проходим в шикарно меблированную гостиную и ждём заказчика, которому Аля должна передать какую-то вещицу.
Бархатный голос мужчины заставляет спину моей подруги напрячься а меня обернуться на звук и застыть в немом изумлении и ужасе, стучащем в висках:

Но не это приветствие выбивает почву из-под ног, посылая по телу ощущение животного страха...Я уже не вижу и не слышу ничего кругом, кроме того, кто вошёл следом за Вильгельмом.

Мне абсолютно не нужна церемония представления, я знаю, кто это...Знаю досконально, до чёрточки...

Его голос рокотом разносится по гостиной, застревая в сердце тысячей леденящих игл...

Когда опасность нависает, подобно гильотине, угрожающей каждую секунду обрушиться и унести твою жизнь, в этот самый момент ты и ощущаешь всю жизненную прелесть. Простые вещи теперь уже веют теплом, и становятся так притягательны, потому что знаешь, что ты теряешь их навсегда. Удивление от того, как ты раньше мог не замечать всей их прелести, превозмогает желание избавиться от угрозы, вернуться в привычный, но оказавшийся таким нужным мир.
Говорят, что перед смертью вся жизнь проходит перед глазами. Насколько же далеко отодвинется смерть, если перед глазами пролетит жизнь вампира, которому не одна тысяча лет? Насколько дольше будут мучительные воспоминания о том, что прошло и чего уже не будет никогда? Но чем дальше смерть, Тем больше шансов остаться вне её исцеляюще жестокой милости, потому что каждая секунда – возможность вернуть себе вечность.
Эти жесточайшие глаза - глаза холодного убийцы, глаза того, кого я никогда не разучусь ненавидеть, будь у меня впереди даже десяток вечностей. Всё та же тёмная вода на их дне, перекрывающая любое проявление разума и всё то же оцепенение, которое всегда вызывал и будет вызывать этот сумасшедше жестокий взгляд. Его устрашающая улыбка, как восторженный оскал - никогда ещё я так не попадала в его руки, никогда сама не приходила в смертельный капкан. Видимо, это и есть моя судьба - быть уничтоженной им, потому что я никогда не захочу стать его женщиной. Я не хотела этого никогда, теперь же, после той коротко-приятной сказки, что всё ещё жила в моём сердце, сама мысль, что кто-то…кроме него…будет касаться меня, была отвратительно-мерзкой. Мужчина, стоящий рядом с Давидом, великолепный образчик красоты и мужественности, вызвал у Аларии то же чувство оторопи, что и у меня – сам Давид. И та же хищная ухмылка на его губах – ухмылка охотника, который поймал долгожданную добычу.
Давид переглядывается со своим другом, и каждый из них ловит понимание в глазах другого безо всяких слов. Мы с Алей почти одновременно срываемся с места и мчимся вниз. Давид и второй вампир не торопятся нагнать нас. Куда интереснее растянуть удовольствие от охоты, зная, что жертва всё равно попадётся в силки. Мы сбегаем вниз, в сторону подземного гаража, где в ряд стоят четыре великолепных спортивных автомобиля. В двух из них в замках зажигания торчат ключи, очевидно, ими и пользуются хозяева дома.
- В разные стороны, - командует Алария, открывая автоматические двери гаража и устремляется к чёрно-оранжевому Porshe, а я занимаю место за рулём светлой Audi. Мы вылетаем из гаража и разъезжаемся в разные стороны и встретимся ли вновь – одному Богу известно. Салон шикарного авто заполняет мелодия , которая подстёгивает к тому, чтобы притопить педаль газа в пол. Мелькание людей, домов, встречных машин…Яркие огни города грехов – как насмешка, что где-то там течёт иная жизнь – полная веселья и довольства. Для меня же вся жизнь сосредоточена сейчас под капотом машины, где мой временный табун лошадей мчится прочь, увозя меня от того, кого я так ненавижу и боюсь. Сколько времени пролетело так? Час? Два? Пять?
Притягательные огни Вегаса сменяются почти что безжизненной пустыней и снова, словно с насмешку надо мной в бензобаке Ауди тоже становится пусто. Твою мать! Я выскакиваю из машины, понимая, что мне некуда бежать, не у кого просить помощи…Да и стоит ли?
И снова хохот судьбы возле уха – звонок мобильного в кармане джинсов.
- Алло, - отвечаю я на звонок, видя на экране незнакомый номер.
- Алло, Мири, привет, это Рой, - такой нужный и до боли знакомый голос и такое болезненное ощущение пустоты внутри: я не смогу тебя увидеть никогда.
- Рой, - выдыхаю я в трубку, силясь придумать, что сказать ему ещё и не находя слов.
- Мири? – его голос напряжён и следующие вопросы выдают его волнение, - Где ты? С тобой всё в порядке?
Мой голос срывается на истерику:
- Я на окраине Лас-Вегаса и, чёрт подери, со мной не всё в порядке! – мой голос затихает, потому что я вижу перед собой Давида, и голос Роя теперь слышится словно через пелену. Он что-то спрашивает у меня, но я ничего не могу разобрать, только властный голос Давида:
- Мира, клади трубку немедля, - и я подчиняюсь ему, потому что знаю – Давид понял всё. И я вынуждена отключить связь, потому что не имею никакого права подвергать опасности того, кого…Кто стал так дорог.
- Молодец, девочка, - шипит Давид, делая шаг ко мне и вызывая такое приятное тепло в груди от этих слов, которые я совсем недавно слышала из совсем других уст. – А теперь иди к своему хозяину.
Теплота в груди встаёт всполохами злости. Я не его и никогда не стану принадлежать ему по доброй воле. В памяти снова – голубые глаза, и это воспоминание разжигает пожар злости на того, кто так высокомерно ухмыляется мне сейчас.
- Нет, шепчу я в его кровавые глаза, готовая умереть, но не принять его своим хозяином.
- Нет? – в его взгляде оторопь и ярость – такая жестокая и страшная.
- Нет!! – мой голос крепнет и я применяю дар. О, Господи! Так просто и легко! Я могу иметь над ним власть! Я отступаю назад, к дороге, и произношу безмолвной статуе с огненным гневом в глазах:
- Н смей трогать меня, иначе я снова применю дар и убью тебя, слышишь?
Разворачиваюсь и бегу к машине и слышу полный гнева голос Давида:
- Ты моя! Иначе я найду его и убью…
Такие простые слова, произнесённые почти шёпотом, но только они способны выбить почву из-под ног. Я сажусь в машину и еду в сторону города…Уже заранее зная, что битва проиграна…

Мой новый номер, который я заняла после бесконечных извинений со стороны администрации отеля, в который я вхожу, испытывая жуткое ощущение страха. Не за себя…Секунды, перетекающие в минуты, а потом и в часы. Мучительное ожидание…Хоть бы ты пришёл, Давид…
Я теперь на всё согласна.
И едва слышный скрип открываемой двери. Он снова нашёл меня.
Давид подлетает ко мне, сдёргивая с ручки кресла, на котором я сижу и впечатывая в стену спиной.
- Ты моя, поняла? – рычит он мне в губы, прежде, чем смять их в жесточайшем поцелуе, и я киваю в ответ, почти отключаясь от паники, царящей в голове.
Он дёргает меня за волосы и отклоняет голову назад, начиная награждать меня пощёчинами, которые звонко рассыпаются по тишине номера отеля. Вот я ощущаю, как из разбитой губы брызжет то, что заменяет нам кровь, а Давид всё бьёт меня, вкладывая в удары всю ярость, скопленную за годы, когда он искал меня...И последнее, что встало в памяти, прежде, чем моё сознание отключилось - голубые глаза моего вампира, который так сладко пахнет морем...

Тук-тук-тук...Размеренно бьётся моё сердце. Так приятно, ново и непривычно. Я поднесла к лицу маленькие ладошки, поворачивая их на солнечном свету - тонкие розовые пальчики просвечивают, становясь почти прозрачными.
- Мири! - мать настойчиво заправила выбившуюся прядку рыжих волос мне за ухо и подтолкнула в сторону деревянного сарая:
- Беги смотреть на цыплят, ты ведь давно просилась...
Босые ножки шлёпают по мокрой от росы траве и кажется, что весь мир - такой огромный и прекрасный, - и есть твоё личное королевство...

***
Я залезла на самое высокое дерево рядом с окраиной деревни и рядом послышался низкий ломающийся голос Давида:
- Мира, а всё же я быстрее.
Я показала ему язык и, отломав веточку, смеясь, бросила в него.
- Нет, Дев! Я девочка и я быстрее...
И смеющиеся глаза Давида, полные обожания. Тёмно-карие и без водицы сумасшествия на их дне...Такие родные глаза...

***
Мой день рождения...Двадцать три года...Я не видела Давида долгих пять лет и ужасно соскучилась по нему. Скромный праздник, но так много друзей, пришедших поздравить меня. Прохладный дождь и так не хочется расходиться. Знакомая фигура в надвигающихся сумерках и моё сердце бьётся чаще...тук-тук, тук-тук...Давид, такой мужественный, красивый и бледный. И такие чёрные, как ночь глаза...
Мы шли с ним вдоль леса, Давид был молчалив, и я изредка ловила на себе взгляд его чёрных глаз.
- Мира, - он вдруг резко дёрнул меня за руку и у меня перехватило дыхание от удара о его каменное тело, - Ты моя...
Оцепенение от его действий сменилось паникой и истерикой.
Мой Давид, мой почти что брат шарил руками по моему телу, а его губы настойчиво прошлись по моему рту.
- Дев, не надо, - прошептала я, заикаясь, не ожидая того, что он делал сейчас со мной. Однако, его руки лишь сильнее сжались на моём теле, причиняя тупую боль. Только сейчас я ощутила, насколько холодны его губы, жадно касающиеся моей тёплой кожи - соскользнули с губ, коснулись щеки, ушка и остановились на шее. Давид глубоко вдохнул и произнёс шёпотом:
- Сладкая...
И в следующий момент его зубы сомкнулись на моей шее, заканчивая мою человеческую жизнь и начиная мучительную агонию, которая в итоге приведёт к жизни, полной страха. Жизни в несколько тысяч лет, которая прозвана "вечность"...

***
Я распахиваю глаза и меня тотчас охватывает страх, который делает незаметной боль от увечий, нанесённых мне Давидом. Я в номере одна, отчего радость охватывает меня с головой. Быстро вскакиваю на ноги и хватаю сумку с документами и кредитками. Выбегаю из номера, бросая в нём всё ко всем чертям. Сейчас мне нужно только одно - заманить Давида подальше отсюда, потому что есть вероятность, что Рой решит приехать, а я не имею никакого права и желания подвергать его жизнь опасности. Я выбегаю из отеля, ловя такси и направляясь в аэропорт. Я знаю, куда мне нужно направляться - в Израиль, к тем скалам, что однажды чуть не стали моим последним пристанищем. К скалам, которые и станут им теперь, потому что моя жизнь была угрозой для тех, кого я любила...

Рой, любовь моя! Вот тут уже образовалось 6 вампиров и кобель (это я про Вайгара) кто ждёт твоего поста. Потому что упирается всё в него, а мы бы хотели, чтобы упиралось что-нибудь куда-нибудь в другое место Так что нас много, ты один. Пиши, любовь моя

Известно, что человеку даётся только то, что он способен вытерпеть. Та же боль имеет свои границы, перейдя через которые, становится болью, несущей смерть. Как понять, где порог твоей личной боли? Не той, что терзает тело физически, - её можно погасить, нейтрализовать, притушить хотя бы на время. А как научиться стерпеть ту жестокую боль, которая повторяется раз за разом и скорее похожа на цунами при усиливающемся ветре? Каждая новая волна выше предыдущей и тебя всё дольше окатывает ею, и в конце ты понимаешь, что ты не можешь сделать вдох. Внутри, даже не понять где – так велика твоя боль, что ты не можешь уловить её эпицентр, - начинается агония. Как предсмертные судороги, которые сжимают всё тело, всё так же не давая сделать вдоха, убивая тебя ещё и тем, что не дают тебе нормально существовать. Сколько можно терпеть такую боль, от которой нельзя кричать? И ты кричишь совсем по-иному, пытаясь обратить внимание других на то КАК тебе больно. Но если тебя не слышат, не хотят понять, не хотят попытаться помочь, что сделает следующая цунами? Накроет с головой, топя в себе окончательно, потому что без вдоха ты не проживёшь и пары минут.

По дороге в аэропорт меня накрывает безумная мысль перекрасить волосы в чёрный цвет. Собственно, зачем мне это нужно, если у Давида есть море возможностей выследить меня, к каким бы ухищрениям я не прибегала, я не знаю. Сейчас для меня самое важное – увести его из Вегаса, где остаётся Аля и куда может прилететь Рой.
В аэропорту как всегда многолюдно – тысячи людей спешат по своим делам, среди них и вампиры, и люди совершенно спокойно проходят мимо, не зная, какая опасность грозит им. В кармане звонит мобильный и я с опаской отвечаю на звонок. Звонит Алария, и за злостью в её голосе слышится тревога.
- Мири, где тебя черти носят?
Я задумываюсь на секунду. Сейчас меня охватывает безумный страх, вперемешку с болью. Мне нужна хоть капля злости, чтобы я смогла противостоять Давиду, но именно сейчас, это может стать опасным. И опасным совсем не для меня. Опасаясь того, что Аля может решить последовать за мной, я решаю соврать ей относительно своего местонахождения.
- Аль, я далеко, уже почти не в Вегасе. В номере остались мои вещи - в сейфе катана. Мне они уже без надобности...
Почему-то на этом месте моё безмолвное сердце сжалось, впуская море воспоминаний. Так жаль, что всё вышло вот так. Почему у меня в жизни всегда происходит шиворот-навыворот, почему я сама всегда вынуждена ломать то самое дорогое, что у меня есть на данный момент? Почему меня никто не встряхнёт и не скажет, что иногда я включаю полную дурочку, придумывая сама для себя кучу всяких глупостей? И тем не менее для меня всё было решено.
- Код сейфа 1743. Забери её, пожалуйста, оттуда, и лучше через пару дней. Прощай.
Я отключаю мобильный, попутно кидая его в урну, и иду дальше в толпе людей, оглядываясь по сторонам и совершенно уверенная в том, что Давид вот-вот окажется в поле моего зрения. И совершенно неожиданно врезаясь в того, кого так хотела и боялась здесь увидеть. Злость на саму себя и на Роя за то, что он сейчас оказался в Вегасе, бурлит в душе. Я - идиотка, которая рассказала ему о том, где я, а он…Паника снова накрывает меня с головой, когда он радостно восклицает:
- Мири!
Рядом с ними стоят его друзья, но сейчас я мало что понимаю в происходящем, потому что мысли путаются в голове. Одновременно хочется прижаться к Рою, рассказать ему, как сильно я по нему скучала, и как рада его видеть и в то же время послать его ко всем чертям, за то, что он поддался нашей общей глупости. Ребята что-то говорят ему, пока я решаю, что мне лучше сделать. Сбежать, вот лучший выбор, о чём я и спешу сообщить Рою:
- Рой? Ты что тут делаешь?..Нет, извини, я спешу.
Я уже направляюсь дальше, когда он хватает меня за руку, притягивая к себе и выбивая всякую почву из-под моих ног и мыслей. Но мне срочно нужно взять себя в руки…
- Стой, ты куда собралась? Я вообще-то как всегда за тобой. Ты перекрасилась? – он пропускает прядь моих чёрных волос сквозь пальцы, а я делаю глубокий вдох и надеваю на лицо маску холодного равнодушия. Отступив от него на пару шагов, я надменно улыбаюсь, хотя внутри всё протестует, и произношу, чётко проговаривая каждое слово:
- Перекрасилась я или нет, это совершенно не твоё дело. И вообще была рада повидаться с тобой. А теперь прощай, и больше не стоит хватать меня за руки и прочие части тела, как и не стоит за мной ходить.
Я разворачиваюсь, быстрым шагом направляясь прочь, а заготовленные фразы типа: «Убирайся из моей жизни!» так и остаются при мне, потому что я не хочу их говорить…Потому что я хочу, чтобы он стал частью моей жизни, в любой ипостаси, которую бы ни предложила мне судьба…

Словакия, замок Чахтице, 1598 год

Жизнь и кровь неразрывно связаны, как для живых людей, так и для нас - вечных. Жажда крови бывает разной - иногда она способна свести с ума, становясь совершенно угрожающей для ума, поглощённого этой жаждой. Она опьяняет разум, сжигает одним своим присутствием, заставляет думать и думать о себе. И ты уже ничего не можешь с ней поделать, кроме одного - отдаться её утолению, уделяя этому занятию каждую секунду своей вечной жизни.

Лошади несутся во весь опор, но я и так нещадно опаздываю к назначенному времени и теперь хмуро выглядываю из окна кареты, нетерпеливо похлопывая перчатками по бедру. За окном проносится унылый осенний пейзаж, а с неба капает противный моросящий дождик. На подъезде к замку дороги уже не такие разъезженные и позволяют добираться с относительным комфортом. Я озадаченно хмурю брови, стуча в крышу кареты и кучер понимает всё без слов:
- Уже подъезжаем, Ваша светлость.
И действительно, не проходит и пары минут, как мы сворачиваем к замку Чахтице. Лакей помогает мне спуститься вниз, предварительно открыв дверцу кареты и я ступаю на уже знакомую землю, с наслаждением вдыхая запах крови, витающий в каждой частичке этого места. Мой слух улавливает стоны, идущие из-за стен замка, однако все слуги вокруг усиленно делают вид, что всё в порядке. Хотя, должно быть, для них это и есть норма.
Я вхожу внутрь замка, быстро пересекая пустынный полумрак холла и останавливаюсь возле широкой лестницы. Нетерпеливо постукиваю ногой в изящной туфельке, ожидая, когда слуга проводит меня к Элизабет. Невесомые шаги Торко раздаются справа, заставляя меня повернуть голову и Торко кланяется мне.
- Ваша светлость!
Я холодно улыбаюсь ему в ответ, передавая шляпку и перчатки и он ведёт меня наверх, в покои, где сегодня меня и ждёт небольшое, но очень приятное развлечение. С каждым шагом предсмертные стоны слышны всё более отчётливо и я ухмыляюсь, глядя как Торко чуть сжимает челюсть, словно его окутывает страх и он хочет бежать отсюда тотчас же. Распахиваются высокие, тяжёлые двери и я ступаю в полумрак залы с высоким сводчатым потолком. Каблучки цокают по полу, сливаясь со стонами последней умирающей девушки, чья кровь льётся в массивную ванну. Рядом стоят две таких же ванны, наполненные кровью до краёв и одна из них уже занята красивейшей брюнеткой, которая наслаждается в ней, прикрыв глаза.
- Мира, - грудной голос Элизабет достигает моих ушей и я поворачиваюсь к ней, краем глаза лениво наблюдая, как из залы уносят последнюю обескровленную девушку.
- Бетти, - я сжимаю её ладонь в руках и она указывает на ванну в середине.
- Присоединяйся.
Сама она уже обнажена и занимает ванну справа, в то время как служанки ловко и споро помогают мне освободиться от одежды. Я подхожу к ванне и с наслаждением забираюсь внутрь, оставляя длинные рыжие волосы струиться по спине. Торко разносит нам бокалы, наполненные тёплой кровью и брюнетка слева от меня приоткрывает глаза и берёт один из них, в то время как Элизабет лениво пригубив немного из бокала, прикрывает глаза и представляет мне девушку:
- Мира, это Афенодора Волтури. Дора - это Мириам Делакруа.
Я морщусь, слыша своё вымышленное имя, которое пока служит мне скорее как прикрытие, но тут же надеваю на лицо приветственную улыбку.
- Лучше просто Мири, - произношу я, салютуя ей бокалом и с наслаждением пробую тёплую кровь.

Вовлечение в привычный уклад бытия непривычных вещей, эмоций и чувств, которых не должно там быть, ведёт к полному разрушению порядка и строгости. Башню из кубиков можно строить до бесконечности, если каждый последующий элемент ставить на предыдущий не спеша, уверенно и и в то же время вровень с гранями друг друга. Однако, крошечное прикосновение к любому элементу из этой непрочной конструкции приведёт к тому, что она полетит вниз, рассыпаясь на отдельные составляющие, причём каждый кусочек, каждая часть будет цеплять что-то на своём пути и тянуть его за собой вниз, рассыпая башню на части. Этот хаос пугает только первое время. После оторопи от того, что так бесцеремонно ворвалось в твою жизнь, навечно изменив её, ты понимаешь, что именно этих изменений ты и ждал всё время, лишь по собственной глупости не впуская их и сопротивляясь им. Возможно даже, испытывая их на прочность, порой доводя свои слова и провокации до полного абсурда, не замечая, как ты собственными руками отталкиваешь то, что хочешь больше всего на свете. И виной тому упорство, неуверенность в самом себе и страх...Страх стать уязвимым перед всеми, подпустив к себе то, что и станет твоей самой большой слабостью и твоей самой большой силой.

***
"Не только талант требует одиночества, но и одиночество требует таланта" (с)

Талант к одиночеству развивался и культивировался мною долго - почти две тысячи лет. Одиночество стало моей неотъемлемой частью, а возможно и я сама стала его частью. Допустить кого-то в свою жизнь, принять его как её составляющую, открыться ему - означало стать слабее и гораздо сильнее одновременно. До момента встречи с тем, кто смог разрушить во мне уверенность, что мне необходимо одиночество, моё общение с противоположным полом сводилось к редкому утолению любого голода в объятиях слабых людей и бегству от Давида. Давид мог дать мне силу и убрать одиночество из моей жизни, но то, с какой жестокостью и унижением он это делал, то, что он всегда был мне как брат и я не видела в нём своего мужчину, никогда не позволяло мне принять его как кого-то большего, чем брата или друга. А его нежелание признать это, сделало его для меня врагом.
Думала ли я когда-то, что мне самой захочется сделать кого-то частью своего мира? Возможно. Но я так же всегда знала, что пойдя на это, я подвергну его такой же, если ещё не большей опасности, которая незримо витала надо мной каждую секунду. Вот только пожалуй, я не умею доверять и быть уверенной в том, что есть кто-то сильнее Давида. Тот страх перед собой и своим всемогуществом, который он внушил мне, не давал мне увидеть абсолютно очевидных вещей - что тот, кто не испытывает этого леденящего ужаса и способен что-то противопоставить ему.

***
Рой заставляет меня растеряться, уводя от терминала и выводя на улицу, где пытается усадить в такси. Интересно, раньше я просто не замечала этого, или это появилось только сейчас - сталь в таком знакомом взгляде голубых глаз? И сталь в голосе, когда Рой пытается переспорить самую большую упрямицу, стоящую перед ним. Это появилось лишь сейчас, или я просто не хотела видеть абсолютно обыденных вещей - что общение с Роем это не только дурачество и ни к чему не обязывающие флирт и постель, это ещё и сила, направленная против моей глупой уверенности, что я всё сама могу и всё сама знаю в своей жизни. И, чёрт побери, мне это нравится и мне это нужно... В такси моё сопротивление почти сломлено: запястья крепко зажаты одной ладонью Роя, а сама я сижу на его коленях лицом к нему, так отчётливо помня его тело под и над собой, и так отчаянно желая ощутить его снова рядом. Так близко, как только это возможно между мужчиной и женщиной. Губы Роя едва касаются моих губ и он останавливается, давая мне самой возможность выбрать, хочу ли я снова попасть в водоворот тех ощущений и чувств, что дарил мне только он.

Отвечает мой вампир на вопрос водителя, не сводя с меня глаз и под плавное движение такси я понимаю, что весь мой запал, вся моя решительность стоять на своём, тает как снег под лучами жаркого солнца.
- Рой, - тихо шепчу я, пробегая языком по пересохшим губам и касаясь его губ, на что получаю чуть больший нажим ладони Роя, лежащей на моём затылке, - Пожалуйста, не...
Он впивается мне в губы поцелуем так стремительно, что я не успеваю закончить фразу и этот поцелуй окончательно разрушает мою чёртову решительность, сбивая дыхание и заставляя мои руки сжаться в кулачки до боли в ладонях. Рой отпускает мои руки, тут же прерывая поцелуй, чтобы притянуть меня к себе за ягодицы ещё ближе, пока его губы шепчут:
- А теперь то же самое, только без предлога "не".
Разве можно сопротивляться тому, что так отчётливо помнишь и чего так страстно желаешь? То, что хочешь ощущать вновь и вновь и наслаждаться этим и делить это наслаждение с ним. И только с ним.
Я обнимаю Роя за шею, устраиваясь поудобнее на его руках и замираю в миллиметре от его губ, чтобы снова прошептать:
- Рой, пожалуйста...
Новый поцелуй, наполненный страстью и острым вкусом абсолютно новой доминанты. Той, которую я сейчас принимаю беспрекословно.
За моей спиной слышится приглушённое ругательство шофёра и я отрываюсь от губ Роя, понимая, что мы уже не едем. Безотчётный страх снова охватывает меня и миллиард самых безумных мыслей проносится мимо, снова не давая размышлять связно.
- Небольшая поломка, я сейчас.
Водитель выходит из машины, попутно включая музыку погромче и я тут же устремляюсь на улицу, что Рой предупредительно не даёт мне сделать. Он перехватывает меня за талию, попутно укладывая спиной на сиденье и ложась сверху, чтобы оказаться между моих раскрытых ног. Его рот теперь безжалостно сминает мои губы заставляя их раскрыться навстречу его языку. Я приоткрываю ротик, впуская его внутрь, лаская его своим язычком, наслаждаясь таким знакомым вкусом его поцелуев и едва сдерживаю полустон, рвущийся из груди. Прижимаю Роя к себе так сильно, как это только возможно, жадно принимая его страсть и нежность и отвечая с неменьшим пылом. Рой просовывает руку между нашими телами и без труда срывает с меня обтягивающие джинсы, нещадно разрывая ткань. Его губы перемещаются на мою шею, прикусывая кожу, пока рукой он ласкает меня прямо через кружевные трусики, заставляя ладонями впиваться в его плечи и бессвязно шептать только два слова: Рой, пожалуйста...
И в то же время он заканчивает свою ласку так внезапно, что я не сразу понимаю, что к чему. Однако, он садится на сидении прямо, снова притягивая меня к себе и сажая на колени лицом к лицу. Водитель, вернувшийся через несколько секунд, садится в машину с заверениями, что мы будем у отеля через несколько минут и наш последующий путь проходит также приятно, скрашенный жадными поцелуями и не менее жадными прикосновениями.
Такси останавливается возле отеля и Рой выходит из машины, предусмотрительно взяв меня под локоть и помогая выйти следом. Хвала моему свитеру-платью, что я могу спокойно дойти до отеля...Bellagio.
- Я не могу туда идти, - хрипло шепчу я, пытаясь вырвать руку из его захвата и снова подчиняясь леденящему ужасу при виде здания, из которого я совсем недавно сбежала.
- Не глупи, - только и отвечает Рой, шагая в сторону отеля и ведя меня за собой. По дороге я делаю несколько попыток вырваться и сбежать, но Рой только сильнее сжимает мою руку, продолжая двигаться вперёд.
Возле стойки reception он всё так же удерживает меня за руку, пока оформляет необходимые документы и вопросительно смотрит на меня, когда дело доходит до оформления формуляров на моё имя.
А я всё так же судорожно ищу пути к спасению, отчаянно желая рассказать ему всё прямо сейчас и понимая, что не имею права на такую непозволительную роскошь.