Карта ролевой игры "Сумерки"

Скорее всего, фраза в оригинале звучала как «Мне захотелось посмотреть, что Вы будете делать, Хайди». Или если быть точнее «Мне захотелось посмотреть, что Вы будете делать, если я снова к вам прикоснусь». Разумеется, буду сидеть и ничего не делать. Даже более того – ничего не чувствовать, когда его пальцы аккуратно убирают прядку моих волос. Как будто я - пятилетнее дитя, которое не может управиться со своими волосами. Джан тоже так любит делать.

- Непрофессионально и халатно в рабочих отношениях переходить с традиционного «Вы» на «Ты», Милорд, - я демонстративно встала с дивана и пересела в кресло, чтобы вновь вернуть то безопасное расстояние между нами, которое не позволит ему в очередной раз ко мне прикоснуться. Во всяком случае это потребует каких-то усилий с его стороны, и у меня будет возможность успеть среагировать.
И сидя там, опереться локтем на ногу, позволить пальчикам задумчиво подпереть подбородок и, мягко улыбаясь, ответить на вопрос:
- Джан не воскрес, и я это прекрасно понимаю. Я просто добавила вампиру несколько воспоминаний и моделей поведения. У него своя индивидуальная личность, свои знания, смешанные с тем, что я в него вложила. Так что нет, мне не противно ощущать рядом сильного надежного мужчину, который знает, как сделать меня счастливой и которому я доверяю как самой себе. К тому же он не меняет свое мнение несколько раз на дню и знает, как выбрать лучшую кровать, - еще один маленький камушек в огород самолюбия Маркуса. Теперь можно откинуться на спинку кресла и скучающе добавить: – Но, скорее всего, Вы полагаете, что я не заслуживаю быть счастливой, иначе бы Вы не захотели, чтобы мы были порознь. И раз уж мы говорим начистоту, позвольте поинтересоваться, чем же я вызвала у Вас такую неприязнь?

Говорят, что сильные люди ломаются очень громко. Так звучно, с надрывом. Говорят, что порой даже слышен хруст их душ, и обломки их былой силы звучно подают на пол. Они не кричат, не ноют, не просят о помощи. Они просто ломаются. Раз - и все.
- Я сдаюсь, - на секунду закрыть глаза, чтобы больше не видеть его, не видеть эту дурацкую комнату. Не видеть ничего. И прогнать дурацкий комок в горле. На что я надеялась, идя сюда? Что мне удастся пробить эту титановую стену, которую Маркус возвел вокруг себя и своих потребностей и непонятных желаний? Что каким-то чудом он проникнется, как сильно мне сейчас нужен кто-то, кто будет просто рядом без всех этих дворцовых интриг, просто так, без всякой надобности кому-то что-то доказывать? Что он поймет меня? Похоже, я и правда слишком наивна, раз смогла допустить такое. И странно, что это я считаюсь холодной.
- Спасибо, что хотя бы выслушал, - все таки у меня красивое кольцо, которое по форме точно отражает то, что я вижу: змею. - Я не обижена, Маркус. Я разочарована в тебе. Честно, я думала, кто-то кто, а эмпат сможет почувствовать, как сильно я нуждаюсь в поддержке со стороны своего брата, но видимо твои собственные желания всегда будут выше желаний других. Мне жаль, что ты забыл, что значит видеть искреннюю радость на лице дорогого человека, когда он как дитя забирается на кровать и прыгает на ней до тех пор, пока та не сломается. И мне крайне жаль, что на секунду мне показалось, что ты можешь быть тем, кем я могла бы восхищаться, - и это было действительно так, но сейчас я могла лишь с презрением фыркнуть: - Но я и правда глупа, раз сделала такую ошибку. Ты достоин только жалости и ничего больше.
Еще говорят, что сильные люди не будут рыдать на вашем плече. Театрально вещать о своей боли не для них. Они не ходят по психологам-экстрасенсам-докторам, даже когда задыхаются от острой нехватки кислорода.
- Я могла бы тебе предложить что угодно в обмен на Джана, но я не буду. Я верну все на свои места, чтобы даже часть моего брата не попала в твои кривые руки, - я с отвращением посмотрела на него, встала с кресла и подхватила справочник.
А еще я слышала, что сильные люди плачут в одиночестве. Или с другом из сигаретной коробки. И все их печали знает только бездонное молчаливое небо, с которым они разговаривают по ночам. Потом смахиваешь слезы, тушишь сигарету. Каблуки, сильная девочка и вперед.
- Я не знаю, что ты еще предпримешь: угробишь весь мир, будешь дальше топтаться на моих чувствах, поедешь в отпуск, придумаешь новую сделку, - мне все равно. Я так больше не могу,- осталось сделать вдох, осталось сделать шаг, до того, как я произнесу слова, о которых потом буду жалеть не одно десятилетие: - Я...я ухожу. Точнее увольняюсь.

Он просто обнял меня. Подошел сзади и обнял. Проанализировав это действие, я пересчитала свои шансы на выживание – с терпимых на нулевые. Маркус прижимал меня к себе слишком сильно, почти на грани с пронзительной болью. Так хватается за соломинку утопающий, потому что это - единственное, что ему нужно, без чего он не сможет жить… И тут части головоломки встали на место – и почему он выбрал Джана для охраны Серафимы, и почему он просто ушел после бурного утра, и почему он постоянно переходил на «ты» в общении со мной. Даже эта дурацкая сделка с амазоноками. Странно, почему я раньше не поняла, какую власть имею над этим мужчиной, просто потому что он нуждается во мне.

Я слушала его, но не слышала. Слишком резко произошла смена акцентов. Даже колкости в мой адрес вдруг разбились о его теплое дыхание на моей коже и это легкое, сводящее с ума прикосновение губ. Это выдавало его с потрохами. Рабочие отношения? Глупости какие! Это просто….

Да, страх. Только в словах я не чувствую своего, я чувствую его страх.

Я поймала его взгляд в стекле и не смогла перестать смотреть. Я рассматривала каждую черточку его лица, но почему-то видела не того привычного отстраненного Милорда, который сейчас мог бы в мгновение ока лишь приложить немного усилий, чтобы сломать мне ребра. Я видела языческого бога. Еще не завоеванного, но уже покорного.

И мужчину, который прямо сказал свои мысли на мой счет и который будто ждал, что я обману его мнение о себе самой. Или который наооборот хотел, чтобы я вела себя подобным образом, чтобы у него была причина продолжать "быть в стороне".

Прежде, чем я отвела взгляд, в сознании промелькнула практически отвлеченная мысль, что мне понравилось, как мы смотримся вместе.
- Оу? Теперь тебе есть дело до того, что я чувствую? – с легким сарказмом отзываюсь я, чувствуя, как расслабляются мышцы спины, и как приятно ощущать его объятия, прижимаясь к его большому, сильному телу. – Мы оба знаем, что у меня было желание как уйти, так и остаться. И да, я бы горько сожалела, что ушла, и даже не один раз.
Моя грудь наполнилась воздухом на вдохе, и я почти блаженно прикрыла глаза. Кажется, Маркус даже ослабил свою хватку.
- Как видишь, рефлексия у меня хорошо развита. И я прекрасно знаю, чего хочу и чего боюсь. У меня даже хватает смелости признаться, что я боюсь…Тебя, например. И не только потому, что ты вечно заставляешь меня чувствовать какую-нибудь дрянь, но и конечно потому… что…, - я лениво приоткрыла глаза, когда моя рука плавно поднялась в верх и пальцы мягко коснулись его холодной щеки, и я почти шепотом с нескрываемой негой в голосе произнесла: - утро было замечательным. Но это не более чем физическое влечение, с которым можно легко справится. Мой ответ тебе подойдет или будем дальше заниматься психоанализом? А то я знаю одну причину, которая тебя повергает в полнейший ужас, заставляет жутко нервничать и из-за которой и начался весь этот переполох...
Я опустила руку обратно и откинула голову на его плечо, снова прикрыв глаза. По большому счету мне все равно, что он сейчас со мной сделает. Убьет, просто покалечит или что в определенном смысле намного хуже - отпустит.

Маркус ответил. Не словами.
Его нежность. Легкое прикосновение к виску. Теплые отпечатки его губ, жадно прокладывающих себе дорогу до плеча. Откуда в нем столько нежности? Откуда? Она будто неиссякаема. Она – живой родник, кровоточащий из самого сердца…Еще чуть-чуть – и я захлебнусь в этой нежности. В голове проносится трусливая и глупая мысль, будто я не умею плавать. Это - потрясение от его упоительной ласки, этого щекочущего прикосновение, запустившее цепную реакцию в организме: приятная волна дрожи прошла по позвоночнику и отозвалась где-то в пояснице, странное стеснение в груди, как будто сердце сжали в кулак. И острая нехватка его прикосновений. Губы трогает легкая, но грустная улыбка, когда понимаю, что воображение уже начало рисовать совершенно другие картины.
Однако он тут же отступает с каким-то странным рычанием, и смотрит на меня странным холодным взглядом, будто он озлобленный зверь.

Он посчитал все это игрой? Что это я виновата в том, что он вдруг захотел меня? Противоречивые чувства, будоражившие все существо, безъязыковой атмосферной массой, заряженной электричеством, заклубились внутри. С одной стороны хотелось дать ему пощечину и убраться поскорее из этой комнаты, а с другой схватить его за плечи и потребовать ответа, какого черта он думает, что я могу с ним так играть?! Мне надо было лишь сделать вдох, чтобы принять решение, и сделать шаг, чтобы преодолеть возникшее между нами расстоянии.
- В таком случае, - я уперлась ладошками в его грудь, двинулась вперед, прижимая его к стене, - я хочу поблагодарить тебя за игру.
И в следующий момент, разрешая рукам самим заскользить по его телу, начать покрывать его лицо поцелуями пока не добраться до мягких, теплых губ и не позволить покоряющей тирании страсти снова взять вверх, высвобождая маленькие неподатливые пуговицы его рубашки из петель...
Это долгое, сладкое обещание опять заманило в свои сети. Оно губит свои жертвы безжалостно. Губит трепетом тел, чувствами, полуприкрытыми в страсти глазами, прерывистым дыханием. Обнаженностью, сокрытой облаком грез и тумана. Горячими поцелуями и падающей одеждой. Ощущением пламени, бегущего вверх по спине. И прекрасной, ясной и шаловливой радостью. Радость не столько обладать, сколько дарить наслаждение.
И даже теперь, уткнувшись носом в его шею, чувствовать его тепло – это счастье. Просто проводить пальчиком его груди вдоль, поперек – блаженство. Открыть глаза и все еще чувствовать ту волну, искристую, теплую, мощную, - подарок сладострастия.
Я приподнялась и посмотрела ему в глаза. Не знаю, о чем думал он. Наверняка, опять о том, что «это не должно повториться» и о вконец погубленных «рабочих отношениях». Но мои мысли были о том, что покоя с ним не будет. Но мне это было неважно. И я поняла, что я его ждала ... всегда... Внезапно мне безумно захотелось увидеть, какими станут эти малиновые глаза, если будут светиться счастьем, если я стану для него не только желанной, но и любимой женщиной.
- Забавно: чтобы выиграть, порой надо проиграть. Мне кажется, твой утешительный приз может сравниться с моим выигрышем, - я нежно коснулась его щеки тыльной стороной своей руки. – Если, конечно, он не лучше… Это нечестно, знаешь ли.
Одарив его игривой улыбкой, я села, обняв себя за колени и высматривая, куда же делась мое платье.

С этими словами Милорд встал, собрал вещи и куда-то отнес. Вопрос, зачем он оставил меня без одежды, не так уж и сильно меня волновал. В конце концов, у меня оставалась масса вариантов, чем прикрыть обнаженное тело : начиная от доспехов и обивки проклятого дивана до шкуры медведя на полу. Я проводила его фигуру задумчивым взглядом. Как ни странно, что-то мне подсказывало, что проклятье – это я. Во всякой случае, для этой комнаты было бы в разы безопасней, если бы меня тут не было. И некоторые вещи остались бы целыми.
Я расчесывала свои волосы пальцами, высматривая свои шпильки, которые точно должны были быть где-то на полу, когда Маркус вернулся. До сих пор неодетый. Мне ничего не оставалось, как сделать вид, что я внимательно изучаю черепки разбитой вазы на полу. Еще бы залиться густым румянцем, и тогда вообще хоть в средневековье отправляй… Но видимо, моего вампира это не смутило, потому что он просто подхватил меня на руки и понес в неизвестном направлении.
Надо было думать о побеге. Надо было думать, как избавиться от этого чертового Волтури раз и навсегда. Но, смотря на его красивое лицо, я никак не могла понять, куда делся тот упрямый высокомерный и невозможный в общении Милорд, и почему сейчас мне виделся лишь решительный, умный и уверенный в себе вампир? Этакое воплощение мужского начала... Некоторые мысли надо пресекать в сознании: они дают слишком странные плоды и могут свести с ума. Моим спасением сейчас стала теплая вода, в которой отражались огоньки зажженных свечей. Мне было легче представить Джека Потрошителя, нанятого нарезать мясо на званом обеде, чем то, что он сделаеттакое для меня.

На секунду мной овладело замешательство. Наверное, всему виной оказался лукавый свет свечей, который отплясывал на теле Маркуса свои странный танец...Я схватила его за запястье и, потянув на себя, и чуть привстала из воды:
- Конечно. Всегда хотела увидеть Повелителя Мочалок в действии, - усмехнулась я. – Но это не гарантирует тебе, что я буду сговорчивее.
И в следующее мгновение положить его ладонь на свою щеку, чуть потереться о нее, словно кошка, и тут же отпрянуть. Надо только чуть подвинуться, чтобы уступить ему место.

Одарив Маркуса недоверчивой улыбкой, я откинулась на бортик и, следуя его совету, стала внимательно рассматривать потолок, стараясь не акцентировать внимание на его прикосновениях. «Похищение сабинянок» в искусно выполненной манере Тьеполо. Бурное беспорядочное движение удлиненных фигур, яркие цвета и выражения перекошенных от ужаса лиц, конечно же, очень успокаивает.
Мой мир погрузился в темноту, оставив лишь звук плескающейся о края ванны воды, запах свечей и ощущение его уверенных прикосновений. Некоторое время мое сознание концентрировалось вокруг вопроса, почему для такого умиротворяющего места как ванная комната Милорд выбрал именно картину, от которой так и веет страхом, паникой и…надеждой. Но вскоре поток мыслей окончательно вытеснили его прикосновения. Прикосновения, от которых казалось, что в жизни наступал сладкий ад. Не так, не так, не так…Я слишком хорошо помнила его нежную ласку, а сейчас его руки оставляли на коже лишь яд. Сладкий яд, который струясь по моим жилам, проникал везде: сквозь мембраны - в каждую клеточку, в каждое волокно, в каждый нерв и в каждую мышцу моего тела. Яд будто струился по венам и артериям, отравляя стылую кровь, проходил по спинному мозгу, доходил до головного, лишал меня разума, возможности мыслить, возможности трезво оценивать ситуацию, заставляя меня сдаться... Заставляя вновь хотеть большего. Много большего.
Разум не знал, что делать с этим желанием, ибо этот яд уничтожал изнутри, медленно, поражал нервные окончания, заставляя меня терять возможность думать... Остановить, остановить, пока не поздно.
Мир снова приобретает краски, но я не могу сказать ни слова. Можно лишь наблюдать, как сиющие капельки воды падают с кончиков его темных волос на плечи, как они очерчивают мускулы, сбегая вниз по его коже, разочаровано задерживаются на мгновение прежде, чем соединиться с водной гладью. Можно лишь робко посмотреть ему в глаза и с облегчением беззвучно выдохнуть, увидев, что мое желание, как в зеркале, отражалось в потемневших глубинах его зрачков.
И можно потерять над собой контроль...
Мощная лавина страсти, темной, сжигающей мосты и пути к отступлению, захватывала все естество. Страсть порабощала, делала меня послушной игрушкой в его руках. Страсть овладела мной безраздельно, открывала прямой доступ ко всей моей личности, ко всем моим мыслям, чувствам и секретам... Страсть являлась стрекалом для моей души, толкая ее на глупости...
И страсть затмевала мой сопротивляющийся разум, как дождевое облако затмевает солнце.
Можно перестать быть собою, когда он склоняется надо мной. Когда его дыханье обжигало мою шею, когда его зубы прикусывали мою кожу, оставляя багровые метки на теле. Раскаляясь до предела, каждый раз в моем мозге происходил взрыв, и опять все нервные узлы, все нейроны отмирали от полученой дозы счастья...И, казалось, я теряла зрение, потому что перед глазами мелькали яркие блики, весь мир сливался в одно-единственное мерцающее пятно... И я теряла контроль... Снова и снова...
Зная лишь, что утро все расставит по своим местам. Зная, что рассвет принесет облегчение. Зная, что через пару часов я снова буду обращаться к нему Милорд…

Было странно вновь ощущать материю на своем теле. Если раньше фиолетовый шифон был как вторая кожа, то сейчас он стеснял движения. Я провела руками по сверкающим камням на лифе платья и быстро расчесала пальцами волосы. Рассвет вступил в свои права. Все, что произошло, то произошло. Это надо просто принять и оставить в ушедшей тьме.
Как ни странно, темный монолит двери наводил на закономерный вопрос о возможности уйти. Я понятия не имела, как ее открыть. Рушить чужую обитель совсем не хотелось, поэтому мне ничего не оставалось кроме как обратиться к хозяину, который внимательно наблюдал за тем, как я изучала эту странную дверь.
- Маркус, ты…Вы не могли бы открыть дверь? Или заставите меня сигануть в заросли под вашими окнами? - я чуть улыбнулась и посмотрела через плечо прямо на своего Повелителя.

Почему у меня нет возможности останавливать время?
Я бы заставила его замереть, увидев высокую мужскую фигуру впереди.
Я бы растянула в маленькую вечность его улыбку.
Я бы сказала, как сильно люблю его.
И мои судорожно сведенные пальцы уж точно бы не хватались за его плечи. Еще одно малюсенькое мгновение, еще совсем ничтожная доля секунды, и он исчезнет, испарится, растает, сгинет, развеется, как дым, как туман под порывом ветра. А потом не пришлось бы оттолкнуть его, того в ком не осталось ничего родного, такого близкого, теплого. Ничего. Оттолкнуть и наткнуться на взгляд незнакомца, отдающий непониманием и холодом. Так таят иллюзии. Иллюзии, созданные беспечными созданиями, которые не думают о последствиях. Очевидно, Джан не зря всегда считал, что у меня ума лишь на четверть. Половина отсутствует, так как я женщина, а еще одну четверть я растеряла, качаясь в люльке.
- Миледи, вам нельзя находиться рядом с сеньором Серафимой. Если Вы сейчас же не уйдете, я буду вынужден применить силу, - усмехнуться на это банальное предупреждение и поймать взгляд темнокожей красавицы, стоящей в нескольких метрах далее по коридору.
- Конечно, - сухо произнести в ответ, еще раз посмотреть на Джана, словно надеясь, что хотя бы один раз мой дар сработает неправильно. Но нет. Пора перестать верить в чудеса, и признаться себе, что ты – убийца.
Почему у меня нет возможности вернуться назад во времени?
Я бы не стала рассказывать Милорду о своем поступке.
Я бы выбрала другого вампира.
Я бы вообще не стала этого делать.
Слишком больно теребить старые раны. Они начинают вновь кровоточить, но ты ощущаешь боль острее. Даже если дело касается простого миража. Некоторые вещи просто не стоит делать, чтобы потом не стоять у окна и не чувствовать, как легкий ветерок любовно касается твоей щеки. Он все равно не сможет сдуть груз вины с плеч.
- Миледи, у Вас все впорядке? – интересуется проходивший мимо дворецкий.
- Конечно, - так просто улыбнутся, будто и правда все в порядке. – Я немного расстроена, поскольку мои серьги остались в покоях в западном крыле. Вы не могли бы их найти?
- С удовольствием.
- Спасибо.
Природа всегда знает лучше. Если она решает забрать что-то, значит так надо. Если она дает тебе что-то, просто будь благодарен. И если я когда-нибудь умру из-за мужчины, то только со смеху, а никак уж не от расстройства. А пока, я просто приму все это, ибо жить-то хочется. К тому же, мне еще надо кое-что сделать...

Самое лучшее средство от хандры – это работа. Особенно физическая, но и умственная тоже подойдет. Когда мозг пытается сопоставить какие-то буквы с колонками цифр, остальные заботы отступают на задний план. Не надо чувствовать вину, не надо гадать, что будет дальше и придаваться построению планов. Куда интересней рассматривать баланс дохода и расхода, делать пометки синей ручкой на копиях о переводах некой суммы на счет нашей доблестной полиции и искоса поглядывать на список выбранных отелей в Вольтерре.
Забавно, что выбрав казалось бы самое уединенное место во всем замке, тебя все равно найдут. Когда дверь отворилась, я даже почти не удивилась, увидев своего персонального призрака, который преследовал, очевидно, не только в мыслях, но теперь еще и физически.

Милорд бросил на меня взгляд, будто я какой предмет мебели, и, пройдя вперед, встал прямо около окна. Я устало выдохнула, напомнив себе, что в принципе ничего другого и не ожидала, и снова принялась рассматривать черные печатные полоски текста. Аляска – часть Америки, да…Но он ведь наверняка говорит об остальных штатах.

Он? Я? Одни в Америке? Нет, спасибо, мне хватило Мальты, когда он буквально намеренно выводил меня из себя. В памяти сразу всплыл вчерашний день, и где-то совсем острожненнько промелькнула мысль, что может все будет не так. И в таком случае, надо тепло улыбнуться, обнять это плюшевого тигра и растаять от предложения. Спокойно! Если хочется сделать ему что-то душераздирающе-нежно-милое -глубоко вдохни, посчитай до десяти и продолжай заниматься своими делами. Должно пройти. Один…Два…
- Мне казалось, что Вы прекрасно владеете английским, Милорд. Или вам понадобился гид? - я взяла стопку бумаг и стукнула краями о крышку стола, после чего с ехидной улыбкой добавила. – Или возможно любовница?...В любом случае, я вам скорее всего не подойду. Попросите поехать Челси, Ренату… Да мало ли у талантливых слуг и многие из них провели намного больше времени в Америке, чем я.

Вдохни, выдохни…
Да у чертовой бабушки я все это видела! Раздраженно схватить испорченный лист бумаги, совсем не волнуясь о том, что ногти в некоторых местах его порвали, невзначай стряхнуть с плеча кусочек отвалившейся росписи на потолке и шумно выдохнуть. Чертовы Волтури! Чертовы мужчины! Чертов Маркус! Право Создатель! Почему я до сих не обосновалась в каком-нибудь монашеском монастыре, подальше от всех этих самовлюбленных, наглых и во всех смыслах невозможных созданий? Дала бы обет безбрачия, занимались бы себе благотворительностью вместо того, чтобы окончательно прикончить старинную дверь и услышать, как в маленькой библиотеке приземлился очередной увесистый кусок потолка.
Мне потребовалась какая-то доля секунды, чтобы нагнать чеканящего шаг Маркуса, и очутиться лицом к лицо с этим чванливым болваном, преграждая ему путь.
- Ты неотесанный, напыщенный беозар, Маркус! – выпалила я. - Ты сам сказал, что я - глупая женщина, о какой рассудительности тут может идти речь? И уж кто-кто, а ты точно знаешь, что холодности от меня как жара от холодильника…, - мой взгляд метнулся от его лица на его грудь, и я сделала глубокий вдох, чтобы попробовать привести свои чувства в порядок. – Послушай… я сама только и делаю, что творю глупости, как только оказываюсь рядом с тобой, я не в состоянии быть твоим сопровождающим телохранителем. Аро мне шею свернет, если с тобой что-то случится…
Но часть меня точно знала, что я сама себе не прощу, если не смогу защитить его. Та часть, которая почему-то требовала позаботиться о нем и вовсе не потому, что он - Повелитель. Та часть, которая точно знала, что я не смогу предпринять определенные действия, которые надо сделать, чтобы предотвратить катастрофу. Личное и профессиональное не стоит мешать.
- На Мальте я чуть не облажалась по крупному. Там роль сыграл лишь счастливый случай…Так что Вы абсолютно правы говоря о моей некомпетентности. Поскольку Вы, Сир, входите в тройку управляющих кланом, ваша безопасность намного важней желаний младших членов клана. Рационально взять кого-то другого.

Говорят, у женщин нет логики. Скорее всего, это говорят мужчины, пытаясь оправдать свое поведение. Вот замечательный пример: только несколько минут назад в библиотеке мне сказали, что я не располагаю нужными качествами, то есть некомпетентна, а сейчас? Надуманные обязательства? В каком месте они надуманные? В том месте, где говорится служить на благо всего вампирского рода? В том месте, где и без слов ясны многие аспекты поведения тех, кто стоит ниже по иерархической лестнице власти?

Дыры, дыры, дыры…Вот почему вместо того, чтобы просто вначале сказать «Поедем со мной?», надо придумывать какие-то хитрости насчет сопровождающего? Зачем такие сложности и приплетание сюда клановых взаимосвязей? Ведь, предложи он мне провести время вместе как просто женщине, я бы сразу согласилась. Как можно отказаться от такого, особенно когда ты чувствуешь, что по какой-то непонятной причине тебя влечет именно к этому невозможному во всех отношениях мужчине?
- Поеду, но при двух условиях, - я тепло улыбнулась ему и положила свою ладошку ему на грудь, туда, где раньше билось сильное могучее сердце, - Первое: обещай, что выполнишь одно мое желание, какое бы оно ни было. И второе: поцелуй. Сейчас же. Согласен?

Наверное, некоторые мужчины просто не способны уступить. И не способны понять, когда девушка с ними откровенно заигрывает. Странно, что этот очевидный факт остался ему непонятен, странно, что намек, словно капли воды, вновь ударил по ту сторону стекла. Нет, конечно, я не ожидала нежности сейчас. Наоборот, я хотела почувствовать, что он сильнее меня, что я просто обязана уступить его мощи, сдаться, позволить себе думать о нем чаще, позволить себе быть с ним. Но…Это не было доминированием. Это было желанием причинить боль, сделать так, чтобы я почувствовала себя как минимум не в своей тарелке. Опять. И кажется, он вовсе не хотел меня целовать.
Я злилась? Нет. Негодовала? Нет. Я просто смирилась, что так и есть. Пока что. Как говорится, ничто не вечно под Луной. В подтверждении этого, я быстро провела языком по губам, чувствуя, как регенерация делает свое дело. Интересно, что он будет делать, если в следующий раз я не стану отвечать ему на поцелуй?

- Как пожелаете, Милорд, - я сделала шаг назад и мягко промурлыкала: - Насчет моего желания…Я хотела попросить провести этот вечер со мной, но правильнее теперь будет использовать его по-другому. Простите, если я сделала что-то не так. Я периодически начинаю видеть в Вас мужчину, - одарить его сладострастным взглядом и тут же добавить: - забывая при этом, что Вы в первую очередь Милорд, а потом уже все остальное. Хорошо, что мы прояснили этот момент…
И правда, хорошо. Довольно сложно существовать, когда тебе приходится вечно путаться в своих ролях члена клана и женщины. Как ни в чем не бывало, мои часики звякнули, когда я повернула запястье, чтобы посмотреть на время и перенести акценты, чтобы он не услышал в моих словах то, в чем я пока еще сама не уверена:
- Значит через пять часов в аэропорту?

Раньше я честно считала, что после знакомства с «этой» стороной жизни, той, что за пределами мыслей большинства обывателей, после того, как я не раз лично отрывала головы и смотрела как пламя поглощает их, после того, как я видела смену эпох и так много ездила по миру, - после всего этого, я еще считала, что есть нечто, что могло бы удивить меня. Странно, что это нечто оказалось так близко. И странно, что оно – а точнее он – в полной красе буквально отпустил мне все мои грехи.
Сейчас Маркус поразительно напоминал настоятеля соседского монастыря, к которому меня часто водили ради «избавления от демонов» и «спасения моей души». И отчего-то сейчас моя душа прямо стремилась вываляться в греховной грязи и принести в мир полнейший хаос, лишь бы ощущать его прикосновения, лишь бы он был рядом. Потребность в нем. Это и было странно.
Хорошо, что у всего рано или поздно наступает конец, потому было бы крайне сложно самой сделать шаг назад вместо того, чтобы сейчас же обнять его, обвивая руками за шею, и прижаться шекой к его щеке.

- Вы выполнили свою часть сделки, больше своими желаниями я не смею вас обременять, - я сделала игривый реверанс и улыбнулась. – По нашему уговору я обязана лишь сопровождать вас в поездке и не более…Однако, ваше желание для меня – закон, Милорд, - и почему так просто одарить стоящего впереди вампира долгим пронзительным взглядом, чтобы до него дошел смысл сказанного, и тут же быстро добавить: - До встречи в аэропорту.
И с этими словами быстро юркнуть за ближайший портрет, туда, где начинается узкий темный секретный ход, ведущий чуть ли не за стены замка и скрывающий ногти, слишком сильно впившиеся в ладонь. Эта поездка будет довольно интересной.

Монитор ноутбука сообщал о том, что новых сообщений для меня нет. Очевидно, не только сидящий рядом Милорд решил сегодня избавить меня от своего общения. Но в отличие от Маркуса, остальной мир не был таким мрачным и не дергал нервно за шторку иллюминатора. Молчание, молчание, молчание. Молчание — лучший способ заставить говорить. Наши победы и поражения заслуживают того, чтобы поделится ими, иначе мы просто не находим себе места, начинаем пытаться выместить свои чувства на окружающих предметах, мало задумываясь о том, что кто-то рядом будет обеспокоен. Мне было грустно от абсолютной недостижимости его состояния; я знала, что так же бессмысленно тянуться вожделеющими руками к пониманию этой темноты в его мыслях, как пытаться зачерпнуть закат кухонным ведром.
А стюардесса, которая уже несколько раз поглядывала в нашу сторону взволнованным взглядом, наконец-то набралась решимости и, подойдя ко мне, прошептала прямо на ухо:
- Извините, мисс, вы не могли бы попросить вашего спутника оставить занавеску в покое?
- Если это вас так беспокоит, можете взять парашют и спрыгнуть с самолета прямо в Атлантический океан, – с самой что ни на есть милой улыбкой проговорила я. Девушка приподняла бровь, но мудро решила ретироваться. Я проводила ее взглядом и в следующую секунду взяла Маркуса за руку, переплетя наши пальцы.
- Милорд, а Вам не кажется, что стало немного прохладно? Кстати, предупредите, если вдруг начнется гроза - я попробую найти зонтик, - с мягкой улыбкой промурлыкала я, прикасаясь щекой к его плечу.

Мне нравится медленно по реке плыть, не замечать часов. Нравится молчание, когда можно просто слушать его бархатный голос или спокойное дыхание. Нравится украдкой наблюдать за его манерой подавать себя, нравится окружающая его атмосфера силы и власти, и энергичные большие шаги, и то, как он наклонял голову, когда задумывался о чем нибудь. И нравится, что он до сих пор держал меня за руку. А остальное – не так уж и важно: подумаешь терминал аэропорта, подумаешь какое-то такси, стойка регистрации в отеле и дверь номера. Это все так мелочно, так не нужно. Кому вообще интересно это, когда мысли заняты совершенно другими вопросами. Например, правильно ли в памяти отложился запах его волос и вкус его губ... вкус ванили? клубники, каритэ?... И почему то, как он смеется и касается моих рук, как дышит в волосы, как щекочет ушко мягкими губами так похоже на гипноз...
А еще мне нравится, когда бытие собирает свое полотно пространства до его жадного поцелуя, которому у меня нет ни желания, ни сил сопротивляться, которому так хочется отдаться, чтобы соприкоснуться с этим мгновением хотя бы на крошечную долю секунды. И уж что точно мне не нравится – когда меня отпускают, заставляя вновь вернуться к привычному миру.

Определенно, наше внимание крайне избирательно. А субъективные смыслы все равно окрашивают слова в других в то, как мы привыкли думать. Наверное, пора дать себе зарок разжевывать каждое предложение и что я под ним понимаю. Сейчас же мне хотелось одного – его. И желательно, ломающего все дозволенное, а не сидящего в паре шагов на ручке кресла.

Хорошо, раз так…Мне нечего не остается кроме как устроиться в совершенно непринужденной позе в соседнем кресле и позволить своим волосам, освободившись от украшенной камнями заколки, лечь на плечи.
- Если Вы этого хотите, я с радостью составлю Вам компанию, - на моих губах появилась отнюдь не невинная улыбка, приправленная истомным взглядом, который бы не понял только наитвердолобейший представитель мужской половины: - вот только простого поцелуя в качестве благодарности мне будет явно недостаточно...

Вашингтон.

Я наблюдала. Его взгляд невесомо изучал мои ноги, и то, что он видел, явно вызывало у него чувственные представления того, что я могла ему дать. Мужчины. Им достаточно лишь намека, чтобы пообещать мир, даже не вдаваясь в подробности того, на что их подтолкнули. Тем лучше для меня: это же новый способ вести эту увлекательную и совсем невинную игру в кошки-мышки.

Ой ли? Кажется, я сказала не совсем это. Нет, я хотела провести с Маркусом время, в этом я не обманула, но сказала вовсе не то, что я согласна. Конечно, сейчас придавать своим словам четкий облик и ясный смысл, не стоит. Моя рука сама мягко провела по дорогой обивке кресла, прежде чем я поняла, что воображение уже подсовывало вовсе не фактуру ткани. Все это становилось все интереснее и интереснее.

Более… прилично? Красота в этом мире создана не для того, чтобы ее прятать. Почему картины и скульптуры нынче выставлены в музеях, где стоят километровые очереди, а если ты сам являешься произведением искусства, то должен что-то скрывать? К тому же, даже укутывание меня с ног до головы в паранджу ничего не даст – привет моему замечательному дару. Однако, меня задело. Правда не знаю, что больше: его намек на то, что я выгляжу как ночная бабочка или то, что он сомневается, что у меня на плечах есть голова, а она прекрасно осознает, в какой ситуации требуется соблюдение особого дресскода.
- Не нравится – можете не смотреть, Милорд, – с издевкой сказала я, после секундного замешательства. –– Я не обижусь, честное слово. Как можно обижаться на того, кто порой прямо таки стремится изобразить собой историческую реконструкцию? Однако, позвольте все же поинтересоваться: от какой детали моего гардероба мне следует сейчас же избавиться, чтобы выглядеть более…подобающе?
Любопытно, у Маркуса хватит наглости посоветовать мне наоборот замотаться в простыню, например?