Карта ролевой игры "Тайные летописи Эротикона"

Версик, любовь моей грешной жизни, сейчас я буду тебя поздравлять с Днем рождения!!!
Сегодня я весь в твоем распоряжении



А значит сегодня я буду для тебя:









С , твой Эш!

Ал, эко ты подсобил клева


Зай, я так и понял


Эйд, если я почину от раны этого орудия (что вполне вероятно), обещаю, мой призрак будет приходить к тебе по ночам


Любовь моя, всегда счастлив доставить тебе удовольствие


Рад, что это все-таки варенье, а не тот манник а то переживал я, однако не перепутал ли)))


О, это я помню прекрасно, и мои ладони тоже



звучит как сладкое обещание надеюсь, верю и жду

Ты меня почти успокоил *пошел изучать книгу ритуалов*

Словно рыцарь в сияющих доспехах! Я несся навстречу опасности! Чтобы только спасти прекрасную принцессу от лап голодных хищников! Я рвал за нее на куски! Смело! Самоотверженно! Я...! Черт, я так старался, а в ответ получил:
- Опусти меня вниз, самоуверенное чудовище!
Мило, и так по-женски.
- О, не стоит благодарить меня за то, что я спас твою очаровательную попку из этой небольшой потасовки.
- А я не просила меня спасать. Летел бы себе дальше, никого не трогая.
- Ну что ты, как я мог позволить пасть смертью храбрых такой милашке, как ты.
Малышка насупилась. Видимо, смирилась со своей дальнейшей участью. Хотя бы на время.
- И долго ты меня будешь нести неведомо куда?
Я решил промолчать, оставив сюрпризом.


Горы. Дом.
Горы Шезгарта простирались на востоке Королевства и тянулись далеко ввысь, врезаясь пиками в шапку грозовых туч. Как приятно было оказаться в родных краях. Куда ни плюнь, все знакомо до последнего склона, выступа, камешка. Опустившись на ровную площадку, которая служилась моим посадочным пяточком, я аккуратно поставил на ноги и свою пленницу. Она даже не пискнула, с опаской глядя в пропасть, которая начиналась в метре от нас. Тянуть ее в пещеру даже не пришлось. Она с радостью поспешила вслед за мной, поправляя волосы, которые трепал злой ветер.
- Куда ты меня, тьфу, притащил? – негодовала Версалия, выплевывая непослушную прядь.
Я только усмехаюсь – как же она любит задавать вопросы. Хлебом не корми, дай что-то спросить, ну еще покричать, конечно, на меня, проклиная и без того проклятого.
Когда я зашел вглубь пещеры, за спиной стало ожидаемо тихо. Здесь было темно, как в заднице дракона – сам не бывал, но слышал. Но здесь была не просто неотесанная пещера – здесь было мое скромное убежище, уединенное от семейного очага. Пнув ненароком деревянный ящик, я достал из него заранее подготовленный факел. Оставалось его только поджечь. Изгаляться с огнем я не стал, просто достал из кармана штанов зажигалку. И вуа-ля! Да будет свет!
- А! – Версалия шумно втянула воздух, узрев меня в привычном облике. – Эш! Так это ты! Все это время это был ты?
Я так и не понял, она спрашивает или утверждает?
- Мерзкий поганец! - полетели в меня очередные эпитеты, которые вызывали у меня в живот клики от смеха.
Если бы книга, в которую она вцепилась железной хваткой, не была ей так дорога – определенно полетела бы сейчас в меня.
- Советую говорить потише, пока на твой голос не прилетел какой-нибудь Грифон и не утащил в свое гнездышко. Пошли, - кивнул я ей, шагая дальше вглубь пещеры.
Не знаю уж, подстегнули ее мои обещанные перспективы про Грифона, или безвыходное положение, но малышка последовала за мной. Углубившись в пещеру на несколько метров, я подошел к стене и коснулся ладони магического круга на уровне груди. Не долго думая, камень откликнулся – с характерным гулом плита отошла в сторону, открывая проход в просторную комнату. Это и было мое скромное жилище – только камень, кое-где меховые шкурки, да камин.
- Заходи, не стесняйся, - сказал я своей гостье, которая топталась у порога.
Обойдя комнату, я поджег настенные факела, бросил первый в камин и остановился перед Версалией. Малышка смотрела на меня, как на врага популяции, того и гляди убьет взглядом. Я обхватил рукой ее книгу и потянул на себя. Тогда Верса прижала ее к груди, не позволяя отобрать свою ценность. Я потянул сильнее. Она прижал крепче. Я дернул на себя. Она – на себя.
- Да что ж ты так в нее вцепилась? Дай хоть посмотреть.
- Обойдешься.
Я дернул еще раз, она опять за свое. Вот же упрямая! Подавшись вперед, обхватывая малышку за шею и притягивая к себе в жарком поцелуе, сминаю мягкие губы, с первой секунды упиваясь их сладкой влажностью. Она, как я и думал, начинает отталкивать, бить по плечу кулачком, держа книгу одной рукой, уже слабее. Еще рывок, и книга у меня. Мне в рот издается недовольный протестующий возглас. Жестче обхватываю ее затылок, фиксирую, настаиваю, целую так, словно изголодался во этому колкому ротику, как впрочем и было. Только при этом завожу руку с книгой назад, чтобы она не смогла до нее дотянуться. Заканчиваем поцелуй игривой лаской, и все равно слышу требовательное, сказанное в губы:
- Книгу отдал.
Улыбнувшись ей во весь рот, целую в нос и отхожу в сторону. С книгой. За спиной раздается гневное рычание. Решительно Версалия шагает на меня, именно на меня, а не ко мне, так что приходится уворачиваться от ее цепких ручек.
- Отдай сейчас же! Это моя книга, олух ты эдакий!
Мне удается открыть книгу и пролистать несколько страниц. Все пустые, что не удивляло – явно чтиво не для моих глаз. Верса на меня уже чуть ли не прыгает, колотя кулачками. Защищаюсь книгой, отдавая ее трофей, лишь бы только успокоилась. Она снова прижимает ее к себе.
- Что там? Заклинания? Шаманские трактаты?
- Даже если и так, тебе какое до этого дело? Ты все равно не сможешь ею воспользоваться.
Смекаю:
- Тут ты права. Но зато вместе с книгой у меня есть ты. Приятное дополнение в важному элементу.
Прожигает своим фирменный убийственным взглядом.
- Так тебе от меня что-то нужно? Помимо секса. Поэтому ты таскаешься за мной по пятам?
Усмехаюсь.
- Может и так, а может и нет.
- Чего тебе нужно?
Я задумался, почесывая живот.
- Поесть бы. Ты не голодна?
Вижу в глазах удивленную растерянность.
- Или ты куда-то спешишь?
- Спешу. Поэтому будь добр, отнеси меня обратно к моему коню, пока я не применила силу.
Такая угроза вызывает во мне только приступ веселья. До чего же она забавная, эта ведьмочка. Ничего не отвечая, подхожу к камину и бросаю в него свежие поленья, которые свалены горой в нише стены. Свистаю Ашера.
- Договорим позже. Слетаю вниз, раздобуду что-нибудь поесть. А ты пока располагайся, будь как дома. Если понадобится вода – от двери направо и до упора.
Наконец Ашер явил мне свою наглую морду.
- Звал? – спросил недовольный птиц, опускаяь на мое плечо.
Острые коготки вонзились под кожу.
- Да, присмотри за этой крошкой, пока меня не будет.
- Э-э-э, не, я на это пойтить не могу. Чтоб ты меня потом сожрррал с потрррохами, если с ней что-то случиться?
- Откажешься - сожру сейчас, и решим дилемму.
Ашер нахохлился.
- Я скоро, не переживай. Главное держись и сам от нее подальше.
Потрепав пернатого по хохолку, сбросил его с плеча, скользнул улыбчивым взглядом по Версалии и двинулся к выходу.

Севочка, дорогая наша кошечка,
от всей своей грешной души:

Отправляясь за едой, я не вовремя понял, что совсем не знаю, чем же кормить свою женщину из того, что мог достать поблизости. Пришлось проявить смекалку. В итоге я вернулся с фруктами, сыром и хлебом, отобранные по-хорошему у местного трактирщика.
В момент моего возвращения Версалии в комнате не оказалось, что меня нисколько не встревожило. Сбежать отсюда ей все равно не удастся. Оставив еду, я отправился на поиски девушки. Пришел к водопаду. Где и обомлел от представленной картины. В чистых водах озера нежилась Версалия, обнаженная и прекрасная словно нимфа. Ее фарфоровая кожа светилась под водой, манила к себе прикоснуться, руками, языком, всем телом. До нее я еще не приводил сюда ни одну женщину, но только сейчас понял, как опрометчиво. Хотелось подольше насладиться созерцанием изящного женского тела в этом мною любимом месте, но я не обладал такой выдержкой.
Сбросив штаны, подошел к воде и нырнул. В прозрачной толще хорошо были видны стройные ножки, которые мгновенно засуетились подальше от меня. Еще бы было иначе. Я настигаю ее быстро, прижав своим телом к каменной стене, на которую легли мои ладони, пресекая любые попытки улизнуть. Тугая по ее вине плоть удобно устроилась между половинками аппетитного мягкого места. Уткнулся носом в маленькое симпатичное ушко:
- Решила поплавать? И без меня?
- А тебя никто и не звал, - огрызнулась строптивая на фоне размеренной мелодии водопада.
- Именно за это и будешь наказана – говорю в шейку, присасываясь к ней своим ртом.
Язык скользит по влажной коже, глаза следят за реакцией – еще смотрит по сторонам, прикидывая пути побега, но прикрывает веки от томного наслаждения, когда мои горячие пальцы накрывают полушария груди, сминают нежно, аккуратно трутся о тугие бусинки сосков, сжавшиеся еще из-за воды. Этот контраст прохлады и жара тела придает остроты. Игриво прикусываю плечико, удостаиваясь взгляда – гневного, но с искорками желания внутри. Она ничего не говорит, ни «пошел нафиг», ни «продолжай». Да это было и не нужно. Я слушал ее тело, то, как оно вибрирует от вожделения рядом со мной. Этого не скроешь. И она это знает, потому и злится, обнаженная не только внешне.
- Как можно быть таким эгоистичным животным? – пытается она тонко оскорбить. – Думаешь только о себе. Берешь, когда вздумается, не спрашивая моего мнения, хочу я того или нет.
Мои губы скользят по ее спине, по шейке, язык пробегает по позвоночнику, заставляя прогибаться, подальше от моего языка, но полнее грудью мне в руки. Слышу короткое придыхание, как неполноценный стон, которому было не позволено сорваться с губ.
- Я знаю, чего ты хочешь.
Фырчит. Не верит. Кладу руку на ее живот, опускаю вниз, без труда проникаю внутрь ее жара. Бесы! Там так горячо, что едва сдерживаюсь, инстинктивно трусь членом об ее мягкую попку. Двигаю пальцами внутри нее, нажимая на чувствительную точку, останавливаюсь и спрашиваю:
- Хочешь еще?
- Нет, - отвечает, а сама едва дышит, терзает губы, чтобы не сорваться до стона, откидывает голову на мое плечо, пикантно оттопыривает попку, чтобы быть ближе, ждет, и просто нагло при этом мне врет.
Продолжаю целовать влажную кожу, играть с тугими сосками, терзать ее лоно, вожу большим пальцем по точке клитора. Все так же трусь об нее сам, находя доступный ритм для обоих. Дышу тяжело, в унисон. Слушаю стоны, которые она уже не в силах сдержать. Нахожу в этом свою заслугу, чем конечно же остаюсь доволен. Безумно хочется большего, и ей так же, как и мне. Это вдохновляет, заводит. Становлюсь жестче – грубее ласки, поцелуи превращаются в укусы, громче становятся ее стоны, в голос. От их эха закладывает уши. Больше не могу сдерживаться. Не собираюсь уступать. Обхватываю себя рукой. Ее попки мне мало, тела – рано. Привычным движением скольжу ладонью по члену, быстро, трусь головкой о жаркое тело. Не забываю о ней. Довожу себя до оргазма на считанные минуты. Ее – всего лишь подвожу к нему и оставляю томиться. Дрожу от удовлетворения желанной разрядки. Она – от неудовлетворенного вожделения и, кажется, злости. Ласково и лениво целую плечико. Спрашиваю снова:
- Так хочешь еще?

Кличка: Ашер, он же ворон, он же птыц, он же наглая морда, он же пернатый.
Дар сестры да Фенчик?)
Характеристика: вредное, мало воспитанное животное; разговаривает сволочь ; имеет на темечке шрам руны, которая и дает ему все приобретенные способности.
Таланты: подрабатывает гуглом то есть способен находить порталы и артефаты для своего хозяина, то есть - меня)
Прививки: говорит, что есть но чую врет зараза)))

- Удивительно, что тебя вообще интересует хоть что-то из того, чего Я хочу. Тебе же было сказано - «нет»!
Она снова мне врет. Старается выдавать ложь за правду, когда сама дрожит в моих руках туго натянутой и потревоженной стрункой, желая, изнемогая по моим прикосновениям. Упрямая, непокорная…
- Лгунья, - шепчу на ушко, как сладкий комплимент, разрушая ее иллюзию. – Твое тело говорит совсем другое.
Она срывается. Не выдерживает, выдавая высокие ноты голосом.
- Не прикасайся ко мне!
Цепкие пальчики обхватывают мою руку, когда она так щедро дарит ей мучительное наслаждение. Пытается отодвинуться, вжаться в горную породу, предпочитая мне – холодный камень. Здесь впору разозлиться. Прижимаюсь теснее, не собираясь отпускать, снова подпирая пахом упрямую попку. Ноготки впиваются в кожу, стараются причинить боль.
- Не прикасайся? – спрашиваю с долей иронии. – Как?
Оставляя жаркое лоно, влажные пальцы скользят вниз по внутренней стороне бедра, нежно, чувственно, дразняще.
- Так?
- Ненавижу… - выдыхает вместо стона.
- Или так? – медово шепчу, обхватывая губами ушко, пока ладонь накрывает изящную шейку, прижимая ее голову к своему плечу, а затем тут же ускользаю вниз к наливной груди, сминаю, зажимая тугие соски между пальцами. И я уже снова тверд как камень, и уже безумно желаю вогнать свой член в эту женщину, чтобы насладиться ею сполна.
- Ты со всеми своими невинными жертвами такой медлительный, подонок? – спрашивает, умудряясь всадить мне локтем в бок. – Или только со мной?
Оказывается, я так утрачиваю бдительность, что получаю к тому же затылком в нос. Неожиданно. Как и толчок в грудь, от которого ухожу под воду.
Дальше в мыслях появляется только мат и проклятья. Выныриваю, проверяя сохранность обонятельного органа. Ох, как зря, сладенькая, ты это сделала.
- Я сказала, чтобы ты убрал от меня свои поганые лапы! – кричит красавица, пробираясь вдоль стеночки с наивным намерением ускользнуть.
- Ну всё, милая, молись!
В один прыжок оказываюсь рядом, обхватываю тонкую талию и рывком бросаю на середину озера.
- Отпусти меня, идиот!
Еще пытается дать отпор, захлебываясь от воды и колотя по мне своими кулачками. Смелые попытки переходят в отчаянное сопротивление, пока я пытаюсь зафиксировать ей руки и хоть как-то утихомирить. Она царапается, даже пытается кусаться. Попадает локтем мне в нос, который все еще ноет. Боль пронзает с новой силой, вынуждая отпустить добычу. Впопыхах она спешит к берегу. Настигаю в тот момент, когда пытается выползти из воды на коленях, в самой будоражащей позе. Накрываю собой, рывком дергая под себя за бедра. Выдыхает резко. Обхватывая ладонью горсть темных влажных волос, наматываю на руку и оттягивая назад, заставляя запрокинуть голову, а к тому же еще и прогнуться. А дальше – мокрый и скользкий член без труда врывается в такое же мокрое лоно, самое узкое, едва привыкшее к подобному вторжению, к моему вторжению. Слушаю стон проигравшей самой себе. И тело подо мной уже дрожит в немой агонии. От вожделения? Несомненно. От злости? Бесспорно. И это разнообразие ее эмоций заводит меня до крайности.
- Так что ты там говорила про медлительность? – спрашиваю, выходя из нее тягуче медленно, но лишь для того, чтобы усилить контраст, когда вбиваюсь обратно и до упора.
- Так лучше? – спрашиваю с очередным толчком, который выбивает из нее стон в голос и привычное «Боже…»
- Посчитаю это за «да».
С третьего удара выбираю нужный мне ритм. Не спрашивая. Но кто тут против? Уж явно не Версалия, которая уже так отзывчиво приподнимает попку, позволяя в ней двигаться со всем спектром удовольствия. И я в ней начинаю забываться. Отдаюсь эмоциям и потребностям без остатка. Отпускаю локоны, чтобы схватиться за тугие бедра двумя руками, что позволяет усилить ритм, взять его под полный контроль. Кажется, красавица достигает пика. От ее рваных и таких сладких стонов закладывает уши. Она выгибается, вытягивает над головой руки, которые собирают мелкие камни берега до обеления пальцев. И жарко стонет, пока стеночки ее нежной плоти пульсируют вокруг меня, доводя до беспамятства. Это отвлекает. Потому и не сразу понимаю, что красавица хватается за камень уже не от жарких порывов, а снова пытаясь вырваться. Тщетно. Потому что держу слишком крепко. Держу и толкаюсь, продолжая терзать ее податливое тело в первобытном ритме, потому что уже не могу ни остановиться, ни сбавить обороты.


Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Не знаю, достигает ли она оргазм еще раз. Отпускаю только после того, как получаю разрядку сам. Слегка выдохшийся, перекатываюсь на спину, пытаюсь сделать хоть один глубокий вдох. То, что Верса пришла в себя понимаю в тот момент, когда получаю кулаком в скулу. Блин, такая хрупкая, а уже всего меня излупила. Может в этот раз за то, что недодал? Так это легко исправить.
Сейчас она уже не торопится от меня улизнуть, потому что не в состоянии пока встать на ноги. Кое-как поднимаюсь. Под угрозы и рьяные протесты подхватываю Версалию на руки и несу в свою берлогу.
- Поставь меня на ноги, сволочь, - шипит мне в лицо, сжимая пальцы на горле так сильно, что кадык вминается в позвоночник. – Не прощу тебя за это, слышишь? Прокляну, как только придумаю проклятье пострашнее.
Я молчу, только ухмыляюсь кончиком губ. Заношу в свои покои, где камин нагрел воздух до приятной теплоты. Подношу Версалию к камину и бросаю на шкурку. Она вскрикивает, снова обзывает меня «ползучим гадом», пятиться подальше, неловко прикрываясь серой шкуркой, не помню уже кого. Отхожу, чтобы усесться в каменное кресло, устланное черной шкурой земного медведя. Об одежде даже не думаю, авось снова придется скоро раздеваться, в чем не сомневаюсь. Версалия сидит на полу напротив меня, в ореоле жаркого огня из камина, от которого приятно слуху трещат поленья. Красавица и сама пышет, только одной лишь злостью. Уже не зная, что со мной сделать, хватает из вазы яблоко, которое я недавно принес, и запускает в меня. Ловлю на лету, одаривая улыбкой.
- Спасибо, - благодарю, прежде чем сомкнуть зубы на хрустящей мякоти. – Тебе бы тоже посоветовал поесть, а то вдруг скоро опять станет некогда. Сил не будет отбиваться.
- Еще раз дотронешься до меня хоть пальцем, наколдую тебе дисфункцию – тычет в меня пальчиком.
Если бы все было так просто.
- На меня это не подействует.
- Это еще почему?
- Потому что на мне проклятье, которое не способно подавить ни одно простое заклятье.
Мои слова заставляют ведьмочку задуматься. Наконец, то ли голод, то ли я, жадно пожирающий яблоко, заставили ее обратить свое внимание на еду. Отломив кусочек сыра, она отвернулась к огню, видимо затем, чтоб я не портил ей аппетит своим обнаженным видом. Зато сам не без удовольствия наслаждался видом изящного стана. Усладу доставляли и синяки от моих пальцев на лилейной коже бедра, часть которого мне была видна.
- Когда ты меня отпустишь? – спросила она, не оборачиваясь.
Хороший вопрос… когда? Хотя один ответ у меня был, осталось его решить окончательно и озвучить. Подняв руку к левой стороне груди, я провел пальцами по шраму в виде имени ненавистной и поневоле любимой мною женщины. А, была не была! Хуже не будет.
- У меня есть предложение. Скажи, ты могла бы снять мое проклятье?
- Возможно.
- Так возможно или могла бы? – потребовал я ответа, потому как неуверенность между «нет» и «надеждой» меня злили.
Девушка обернулась и посмотрела на меня через плечо.
- Расскажи мне о нем.
- Ну… Однажды я обидел ведьму. Она расстроилась и наложила на меня проклятье, от которого я теперь страдаю навязанной любовью к ее персоне, желанием ее уничтожить, а так же неудовлетворением мужских потребностей, как ты наверняка уже заметила.
Она улыбнулась, почти злорадно:
- Так тебе и надо.
Я хмыкнул.
- Только тебя это от меня не спасет, - предупредил я.
- Ну хорошо, что мне с этого будет?
- Если снимешь проклятье, я оставлю тебя в покое. Даю слово. Но! – сделал я акцент.
Поднявшись с кресла, я подошел к Версе и присел на корточки возле нее. После чего продолжил:
- Но только, перед этим всем ты подаришь мне себя: ненадолго, с отдачей, без сопротивления, последний раз. - Аккуратно взяв ее руку, я поднес к своим губам и поцеловал раскрытую ладонь, глядя в упор в ее зеленые глаза. – Я могу быть нежным. – Поцеловал снова, касаясь языком кожи. – Не хочу, чтобы у тебя обо мне остались неприятные воспоминания. Так что скажешь?[/img]

ВВ, мерси боку, концовка шикарная)))

Наступило лето. А что такое лето? Лето это кайф! Це время съемок эротического сериала «Неспящие в Станице». Це секс до мозолей на шкурке сутками и с гусями напролет. Це ж пора посева урожая, да жатвы дивчин всея Шезгарта. А кака ж жатва да без главного комбайнера? – думал я, стоя перед зеркалом и поправляю на шее черную шелковую бабочку. Пригладил рубашку в синюю клетку, которая так подчеркивала цвет моих пилятских глаз – шо главное. Поправил карманы спортивных штанов с тремя белыми полосками по бокам – последний писк моды а-ля Гопнячок. Обул зеленые резиновые сапоги в красный горошек. А теперь можно отправляться в путь! В деревню! В глушь! В Саратов! То есть в это… в Станицу!
У порога горы меня уже ждал мой отпалированный красавец – комбайн Ростсельмаш 56 года выпуска. Раритет чистой воды. Такой на базаре не купишь. Такой только спи*дить можно. И порах в пораховницах у него еще самый ядерный – дымит так, шо сумерки наступают раньше востребованного. Запрыгнув в кабину, завел двигатель. Комбайн мой запыхтел, зарычал, закашлял, и начал слово молвить:
- Кака така сволочина посмела меня потревожить? – донеслось с передка.
- Да я это, я, не признал родимый? – постучал я его по приборной панели, которая отвалилась с третьего хлопка. – Ё! Да ты застоялся за зиму-то.
- Ясен пень, деревня ты дубовая. Мог бы хоть разок навестить. Так не же, мы усе по бабам, да по бабам.
- Цыц медуза. Да поехали уже. Путь в Станицу нынче неблизкий.
- А вот и не поеду! – уперся он рогом, или вернее – своим косительным устройством.
- На металлолом сдам.
Ростсельмаш насторожился.
- Ты не трунишь, поди?
- Неа, как раз с приборной доски и начну. Сначала сдам ее. Потом разберу до болтиком передок, потом раскручу зад, отвинчу колеса…
- Ну хватит! - заныл. - Понял я, айратин ты проклятый.
- Тогда погнали. Вперед и с песней! – потянулся я уже к магнитоле «Пийонер» последней модели.
Ростсельмаш уже дал ходу, как позади нас послышались девичьи крики:
- Стой! Стой! А как же мы? Эш, возьми нас с собой.
Я повернулся на голос. Тьфу ты, елы-палы. Да это ж бесовочки Райтмира, коих он мне одолжил, када я последний раз у него потчевал Огнуху элитного урожая 23-летней выдержки.
- Э-э-э, домой хотите, родивые? У меня вам не живется че ли?
Они обнялись, захлопав на меня невинными глазками. Даже кончики хвостов сплелись между собой. И одна из них осмелела:
- Плохо нам у тебя.
За ней и вторая:
- Ты нам совсем внимание не уделяешь.
Ну, это конечно мой косяк, крепкий такой, коноплиный. Меня ж дома днем с огнем не сыщешь. Так что пожалел я бесовок.
- Залезайте. Только при условии, что не станете жалиться на меня своему Пану.
- Он тебе за это перья да повыщипывает, - позлорадствовала первая.
- Я вас обратно выпрошу. И посажу на голодный паек.
Притихли.
- Так договорились?
Кивают.
- Тогда сели там сзади и чтобы ни писку.
- Трогай, дарагой! – скомандовал я своему транспортному средству и включил музон с гимном комбайнеров.

И ехали мы полем-полем, лесом-лесом, пока не уперлись в хозяйство Пана Бесов, а именно в комплекс отдыха «Станичный». Спрыгнул я с Ростсельмаша, поправил бабочку, руки в брюки, иду, по сторонам гляжу, да пинаю камешки резиновыми сапогами. А во дворе нынче ни души. И тишинааа! Только мертвые с косами и стоять. Что за дела? – думаю. - Никто не встречает труженика села с хлебом с солью. А ведь голодно, холодно, да так пить хочется, что переночевать негде.
Сплевываю, понимая, что забыл дома свою счастливую кепку с розовым цветочком на боку. Вот непреха то поперла. И Пана то дома не оказалось. Благо бесовки на радостях повеселели, да простили мне все прегрешения. Взяли под руки, да повели в баньку. А в баньке жар так и пышет. Снял я все свои модные одёжы, да пошел за бесовками. Проводили они меня в комнатку, уложили на кушетку, да тут и выискалась причина их любезности.
- Это тебе за то, что не кормил! – кричала первая, со всей дури опуская веник на мою спину.
Из глаз моих посыпались искры.
- Это тебе за то, что не поил! – приложилась вторая.
- Это тебе за то, что не трахал! – продолжила первая, прикладываясь к моему голому заду.
Мать вашу за хвост! Бодрит то как. Но я стойко терпел, уснув после пятнадцатого удара. Разморило, а бабы нихай пар выпустят.
Проснулся я один в темноте. На голове таз, в попе, простите, веник. А вот это уже не смешно! В гневе я было дернулся на выход, как тот выход мне перекрыла моя звезда пленительного счастья, а именно ведьмочка Версалия.
- Опапулички! – воскликнул я на радостях, утаскивая ее к себе да подпирая дверь, дабы нам не посмели помешать. – А кто это у нас тут?
На личике Версалии эмоции сменялась со скоростью болида «Формулы-1», движущегося на длинной прямой.
- Скучала? – спросил я, а следом за дверью послушался чей-то голос:

- О, дааааааааа! – злорадно пропела ведьмочка, отвешивая мне пощечину. – Еще как скучала, - замахнулась другой рукой, ударяя по второй щеке. - По этому!
- Эй, жэнщина! – успел я возразить, отступая назад.
- И по этому! – замахнулась она ножкой, целясь в самое сокровенное всея Эша.
Мне опять свезло перехватить ее коленку. Скользнув рукой под нее, притянул ведьму к себе вплотную, да поглотил ее розовый ротик своими жадными губами. Сопротивление сдулось как колесо Ростсельмаша. Я выпил его до дна, слизывая с ее сладких лепестков с привкусом коксового молока. Я высосал весь яд из ее язычка, вылизал со стеночек ее глубин своим настойчивыми ласками, двигаясь проворно и попеременно, повторяя тех неистовых движений такт, в котором когда-то двигался внутри нее. И это было прекрасно, ошеломительно, опьяняюще сильнее, чем любая огнопля. И толи тому виной жар баньки, толи я, толи все вместе, но Версалия обмякла в моих руках с блаженным обморочным «ах!» Во дела! Что называется, вскружил дивчине голову. Какая все-таки впечатлительная, однако. Подхватив ее на руки, я уложил Версалию на кушетку, развернув кверху попой, красивой такой попой, упругой, которая так и манила сделать ей и наружный и глубокий массаж. Но это еще успеется. Для начала отжарим… то есть это, все по порядку, не путаем последовательность! Для начала отпарим ведьмочку как положено. Зря, что ли, в бане повстречались. Веник в руку, и понеслась душа в рай.
- О! – слетело вскоре с медовых губ. – О, даааа, ещёёёёё, ещёёёё, мой коварный айранит!!!
От таких криков в другую руку невольно легла бесстыдно пульсирующая часть моего тела, тугая и твердая по вине одной лишь этой ведьмочки. Еще, значит? Будет тебе еще…
Только в чем подвох? – спрашивал верхний мозжечок - И есть ли он вообще?..

Я уже и забыл, что такое нежность. Как хороша она в спектре разнообразия. Позабыл я, какого это, когда женщина отдается добровольно, даруя себя всецело вкупе с томными ласками. Верса выполняла свою часть договоренности с такой искренностью, будто действительно этого хотела. На какое-то время знойная колючка превратилась в нежный цветок. Ее поцелуи, ее касания рук были подобны прикосновению бархатных лепестков, а ее вкус - вкусу утренней росы. На миг она заставила меня почувствовать себя ей нужным. И это, бес его раздери, мне понравилось ощущать. Эта ласковая Версалия меня покорила, взяла в плен, в сети, сплетенной из оголенных канатов нервов. Подмяв ее под себя и двигаясь скользящими рывками, я не чувствовал себя ведущим, я чувствовал себя ведомым. Я шел на поводу у ее стонов, ее бедер, ее тела, ее желания. Она молчаливо требовала, я с удовольствием все выполнял, как преданный раб ее и своего вожделения. За долгое время это был первый раз, когда я думал не только о своих потребностях.
Но вся дивность момента разлетелась на бесформенные кусочки под ударом резких слов:
- Слезь с меня! Получил своё – свободен!
Вот тебе и вся благодарность, Эш.
- Тебе ведь понравилось, - озвучил я очевидное.
- Катись к черту! – был уточнен мне адрес, куда теперь идти.
И все-таки, она согласилась с моими словами – ей действительно понравился этот новый опыт, прочем, так же, как и мне самому, чего уж врать?

Вымотанный сексом, я уснул.
Мой сон снова посетила Милена, чьи буквы имени красовались на моей коже груди и до сих пор жгли сердце, врезаясь в кровоточащие ткани раскаленными линиями с режущей болью. Сколько бы женщин у меня не было, я продолжал дико нуждаться в одной этой твари. Во сне она ликовала, вкушая свой триумф. Она заливисто хохотала, глядя на меня сверху вниз. На меня, стоящего на коленях у ее ног и готового молить о том, чтобы она позволила коснуться губами хотя бы ее ноготка на мизинце. Эта необходимость буквально скручивала в узел в приступе плотского голода. Казалось, что я болен, да так оно и было – я был болен ею. И это чувство рождало следом из глубин моей души жгучую ненависть, понукая не молить, а взять силой. А после – задушить своими руками, уничтожить, стереть из своего сознания до полной потери памяти.
Такие сны были моими личными кошмарами. После них всегда хотелось вместо поисков освобождения от проклятья броситься на поиски Милены и попросту затрахать ее до смерти в буквальном смысле слов. После таких снов я просыпался в холодном поту с невыносимо болезненным стояком. Так было и в этот раз. И казалось бы, что некий дискомфорт было на ком снять, потому что рядом со мной была женщина. Только вот именно что – была.

Когда я открыл глаза и огляделся, то узрел рядом с собой только пустоту. Я вышел из комнаты и прошел к водопаду. Версы не оказалось и тут. И только легкое пощипывание от ран на спине и плечах от ее коготков, нанесенных в порыве страсти, напоминали о ней. Негодование поднималось изнутри тягучей волной.
- Потерррял кого-то? – издевательски спросил Ашер, приземляясь на мое плечо.
- Где девушка?
- Ее забрррали. Кто-то слишком долго и крррепко спит.
- Что ты несешь? Кто ее мог забрать? – начинал я злиться.
- А я почем знаю? Вышел кто-то из поррртала, и уволок твою женщину в неизвестном направлении.
- А ты где был? Не мог меня разбудить?!
- Между прррочем, я именно этим и занимался, - ответил ворон нахохлившись. – Ты спал, как убитый.
Я ругнулся:
- Вот зараза, небось заклятье наложила.
- Она книгу забыла. Может, верррнется?
А это мысль. Вернувшись в комнату, я действительно нашел там Книгу Теней. Такую можно только забыть, но никак не оставить специально. Она вернется за ней, рано и поздно, но вернется, и скорее рано, чем поздно. А значит… План действий родился быстро. Сначала я, не без помощи амулета, заколдовал входную дверь, чтобы в нее можно было войти, но уже невозможно было так просто выйти. Потом снова улегся на шкуру у потухшего камина, принявшись доедать ранее принесенные яства пока они еще не пропали. Будем ждать птичку в клетке. Уволокли, ушла сама – какая разница, когда итог один – она не выполнила свою часть договора, лишив меня надежды на скорое избавление. Растерзаю, блин. А не придет, найду сам и все равно растерзаю. Главное в ожидании не уснуть снова, потому что если мне опять приснится Милена, я уже задушу не ее, а себя, за неимением оной.

Эмиль, с прошедшей, но с днюхой!
Я тут буквально вот только что открыл в себе новые таланты и решил этим воспользоваться, посему:

Феня! Систер моя дорогая, дай облобызаю щечки!
От всего сердца братка поздравляет тебя с праздником и желает всего самого хорошего!

Гарик! ДАрАгой наш человек, вот спецом спустился с гор, чтобы поздравить тебя с Днюхой!

Дарю тебе вот такенную

Вот такенную

И вот такенных

Какая все-таки коварная штука – жизнь! Еще пять минут назад я был властелином положения и парил прекрасную ведьминскую попку, и вот уже сам лежал на кушетке, обездвиженный, распаренный и пылающий во всех мыслимых местах. А ведьмочка то старается, веничком машет, себя не щадит. И кричит при этом так бодро да затейливо:
– Замёрз, небось, милый? Да? Ничего, сейчас отогрею!
Какая самоотверженность! Какое усердие! Да не в то русло! Такое усердие да на плотские утехи пустить, лепота была бы. А сама лупит да щупает, лупит да щупает. Мне остается лишь услаждаться смелыми ласками шаловливых ручек, ну и ударами веничка по пятой точке. Интересно, как скоро после этого я смогу сесть?.. – думаю о насущном.
- Ну ты и уморил меня, проклятый, - говорит труженица села, укладываясь на меня сверху.
Шо? Это я-то еще утомил? Клевета! Безобразие! Надо разобраться, - думаю следом, когда отпускает заклятье. А ведьмочка то уже у дверей стоит, уже собирается улизнуть из лап моих цепких. Но не тут-то было. Настигаю быстро, прижимаю крепко да к самой двери. Член удобно вжимается в горячее междупопие, но хочется вонзиться глубже да основательно, резко да с тактом, с чувством, с расстановкой. Трусь об нее бедрами, провожу языком по плечику, слизывая горячую влагу ее тела, накрывая ладонями тугие пики упругих грудок, и хрипло шепчу на ушко, изнемогая в первобытных порывах:
- И далече мы собрались, краса моя знойная?
Возмущенное ох и ах, удар затылком мне в нос. Опять! – думаю, пока из глаз сыплются искры.
- Не твое дело, деревенская морда! – кричит, снова оглушая меня по голове чем-то тяжелым с разворота.
Помню, было больно. А потом кто-то выключил мне свет…